Олеся Тихонова (Софи Тоэ)
Тупик
Рассказ
Рано утром, когда петухи только-только отгорланили свою песню и многочисленные пташки оживлённо затрещали между собой, по деревне медленно проехал велосипед, тяжело скрипя и постукивая. Рама этого велосипеда, тёмно-синего цвета, покоцанная и местами погнутая, казалось, могла выдюжить ещё много вечных лет, тогда как руль неуверенно поворачивал переднее колесо то вправо, то влево. Так хозяин, ещё более древний, чем его велосипед, старался не въехать в неприятно-петляющую колею.
– Утро доброе! – крикнула старику из-за забора пышная Лида, любопытства ради вышедшая во двор с тазом белья, – в город поехал что ль?
– Не, – скрюченный под тяжестью лет старичок остановил велосипед и повернулся к женщине, – хоронить поехал.
– Кого ж это? – удивлённо заморгала Лида и отставила в сторону таз.
– Муху моего, – прожевал сокрушённо дед и, не дожидаясь сочувственных «оханий» и «аханий» любопытной женщины, поехал дальше.
Примерно через полчаса скрипящий велосипед выехал на испещрённую со временем трещинами дорогу. Деревня, в которой жил старик, была своего рода тупиком, поэтому в неё можно было приехать и уехать по одному и тому же пути, собственно, и асфальтированная когда-то давно дорога начиналась и заканчивалась здесь. И сейчас велосипед медленно и неуверенно ехал по ней.
Солнце поднималось выше, с разницей в несколько минут мимо проехали два комбайна, оставляя длинный ветряной след пыли за собой. Справа и слева тянулись поля. На одном из них на солнце отливали соломенным цветом колоски пшеницы, а на другом – непроходимые заросли кукурузы томно ждали, когда проезжающие городские автомобилисты решатся остановиться и сорвать несколько более-менее зрелых початков. Только вот желающих в этот день не было.
Эту дорогу старик мог бы проехать и с закрытыми глазами. Он много лет добирался по ней то в город, то в соседнюю деревню на ферму. Но сегодня был иной день. Постоянно оглядываясь на большую коробку, крепко привязанную к багажнику, старик аккуратно объезжал все неровности на дороге, и с каждым проделанным педалями кругом ноги его всё больше и больше ощущали тяжесть.
За пшеницей виднелся лес. Он, словно добрый великан с распростёртыми объятиями, тянулся полумесяцем от одного края поля к другому. И подъехать к нему можно было, свернув на просёлочную дорогу, отворотка на которую виднелась после того, как закончится само поле.
Раньше в тот лес заходили часто – через него можно было быстрее дойти до озера, где частенько ошивались местные рыбаки, поэтому и просёлочная дорога была хорошо видна и протоптана. Сейчас же озеро затянулось тиной, и все пути к нему поросли высокой травой, поэтому и в лес этот люди практически перестали ходить.
Старик, свернув с асфальтированной дороги, слез с велосипеда и медленно пошёл вперёд, не переставая оглядываться на коробку, прикреплённую к багажнику. Длинные тёмно-синие штаны, окаймлённые двумя белыми полосками и затёртые на коленях, защищали ноги от крапивы и других колючек, норовивших ужалить, и только репей надоедливо умудрялся зацепиться за них. Ставшая со временем серо-зелёной, растянутая футболка безжизненно свисала с худых плеч старика. Из травы доносилось активное стрекотанье, чирканье и жужжание насекомых, которые проживали свои короткие и хрупкие жизни. Где-то под ногами быстро прошуршала маленькая змейка, где-то птица, не ожидавшая появления человека, стремительно вылетела из травы. И чем дальше вперёд проходил старик с велосипедом, тем тяжелее казалось всё вокруг.
Солнце неспешно подбиралось к зениту. В зарослях густой травы, в жару и духоту старик, поглядывая за коробкой, постепенно прокладывал путь к лесу. Высушенные временем морщинистые загорелые руки уверенно держали велосипед, тогда как ноги слушались очень плохо.
Через несколько вечных мгновений велосипед и его владелец наконец вошли в тень леса. Здесь было просторнее, трава резко стала ниже и реже, деревья, казавшиеся издалека маленькими, приосанились и как будто даже выросли. Из глубины доносились периодические судорожные постукивания дятла, а вокруг всё так же щебетали птицы разного рода и племени. Всё здесь было естественно, кроме человека, велосипеда, лопаты и коробки.
Немного углубившись в лес, старик прислонил велосипед к дереву, отвязал лопату, привязанную утром вдоль рамы, и положил её рядом. Коробка по-прежнему держалась на багажнике. Где-то глухо ухнула кукушка и затихла. Старик приоткрыл коробку и осторожно заглянул внутрь, словно боялся спугнуть кого-то. Но никто не выскочил оттуда и даже не издал ни единого звука. По опустевшему взгляду старика было понятно, что лучше бы кто-нибудь выскочил. Дрожавшими руками он отвязал коробку и бережно понёс её в небольшой бурелом впереди. Там, отыскав небольшое свободное от деревьев, сучьев и палок место, старик опустился на колени и аккуратно поставил свою ношу. Оставалось вернуться к велосипеду за лопатой. Лес тем временем перестал дышать.
Когда старик вернулся, старая большая картонная коробка по-прежнему стояла на земле. На её боковых клапанах виднелись следы маленьких зубов. Из самой же коробки виднелся небольшой чёрный мохнатый хвостик. Старик тяжело вздохнул и начал копать. Он останавливался, поглядывал на коробку и снова продолжал копать. Медленно, словно оттягивая каждый момент. Наконец, маленькая, но глубокая ямка была вырыта. Старик, склонившись, осторожно достал из коробки безжизненное чёрное тельце дворняжки.
– Бедный Муха… – впервые за долгое время прошептал человек, поглаживая пса.
Морщины на его лице стали ещё грубее, и взгляд помутнел. Старик подошёл к яме и аккуратно уложил в неё родного питомца. Казалось, что Муха просто спит и вот-вот откроет глаза, завиляет бешено хвостом и загавкает от счастья, но этого не происходило. Пёс лежал неподвижно.
Старик повернулся, взял коробку и сложил её так, чтобы она смогла полностью накрыть Муху.
– Я помню… – голос дрогнул, – …это твой первый дом, в котором ты рос… я… я сохранил его.
Старик замолк. Ему несвойственно было говорить много. Они с Мухой всегда понимали друг друга без слов. Достаточно было взгляда.
Прошло несколько тяжёлых минут. Старый человек вышел из оцепенения. Он руками сгрёб землю в яму, в которой остались лежать пёс и коробка. Коробка, детство в которой провёл маленький Муха.
– Ну вот и всё… прощай, друг… – вытирая футболкой слёзы, тихо прошептал старик.
Спустя несколько часов, проведённых у могилы, он наконец тяжело поднялся. Вышел из бурелома, привязал лопату в раме, взял велосипед и побрёл к выходу. Вокруг ничего не поменялось, кроме того, что стало тише и холоднее. Путь по заросшей просёлочной дороге. Как в тумане.
Добравшись до асфальтированной дороги, старый велосипедист поехал. Медленно. Глаза ему слепило яркое красное вечернее солнце, стремительно уходившее за горизонт.
Солнце, закат, два поля, одинокий старик. Вот и всё. А дорога ведёт в тупик.
По ком звонит телефон…
Рассказ
Без пятидесяти пяти минут четыре ночную тишину нарушил истошный мелодичный крик телефона, некогда выпавшего из кармана случайного мальчишки, пробегавшего в высоких зарослях травы. Природа встрепенулась. Полёгшие от росы ярко синие колокольчики неохотно выпрямили зелёные спинки и повернулись в поисках первых лучей солнца. Жаворонок, слегка помятый и намокший от капель росы, изумлённо выглянул из тёплого гнезда и посмотрел на небо, пытаясь увидеть первые отблески утра. Где-то в земле пискнула полуглухая мышь, не ожидая резкого звука. И паук, что всё это тёмное время вил паутину при луне, оторопело замер в ожидании первой взвившейся сонной мошки. Но вот само солнце ещё не успело показаться из-за горизонта, поэтому и ночь не спешила убирать яркое звёздное покрывало.
И всё-таки после мистически громкого звука, эхом пронёсшегося по лугу, утро начало оживать. Даже солнцу пришлось немного поторопиться, дабы помочь обитателям небольшого мира проснуться и приступить к своему обычному распорядку дел.
Где-то в середине луга среди цветов, травы и сорняков возвышался муравейник. Это был широкий, округлый муравейник, напоминающий сцену античного театра в Афинах. Здесь трудились муравьи: кто-то группами, кто-то парами, а кто-то и по одному. Маленькие веточки, соринки, засохшие травинки всё больше и больше наполняли этот необычайно широкий тёмно-коричневый дом. Некоторые муравьи уже с самого утра спешили принести пойманных мошек, жучков и даже небольших пауков, чтобы поесть.
Муравейник в середине луга не был единственным в этом просторном мире, но был одним из самых крупных. Всё здесь было спокойно и чётко обустроено. Несколько входов с разных сторон муравейника были хорошо охраняемы, чтобы ни один сомнительный гость не смог нарушить мирно текущую жизнь муравьёв. Внутри было просторно и достаточно светло, так как лучи солнца легко просачивались через множество небольших окошек. И в тоже время никакой дождь не был страшен этому муравейнику.
В это утро всё так же было спокойно, за исключением прозвеневшего в траве телефона. Жаворонок вылетел из гнезда, спел свою песню и отправился по своим птичьим делам, увлечённо переговариваясь с воробьями. По лугу пробежала лисица, периодически останавливаясь и вынюхивая для себя новые направления пути. Божьи коровки облюбовали утренние прохладные листья травы и зашевелили усиками, старательно умываясь оставшейся каплей росы. Клевера, колокольчики, ромашки, незабудки, маки подняли головы и расправили зелёные тонкие спинки, всем своим видом сообщая обитателям луга о приближающемся дне. Пчёлы и шмели, перелетая от одного цветка к другому, разносили пыльцу. Пёстрые, зелёные, фиолетовые бабочки хрупкой красотой одухотворяли небольшой луговой мир. Жизнь в этот день не кипела, а бурлила.
Наступил вечер. Солнце близилось к закатной черте, и небо всё ярче и ярче окрашивалось в оранжево-розовый цвет, чтобы потом укрыться чёрно-звёздным одеялом. Все обитатели луга замедляли движение.
В широкий и просторный тёмно-коричневый дом входили муравьи, принося с собой последние на сегодня комочки еды, веточки, соринки. Они возвращались сюда, чтобы отдохнуть и набраться новых сил. Муравьи и муравьихи, казалось, переговаривались между собой, хотя это было, скорее, касание лапками друг друга. Скоро должно было полностью стемнеть.
Неожиданно зазвонил и резко стих телефон, и его мелодия вновь эхом пронеслась по всему лугу. Жаворонок, только что свернувшийся в тёплом гнезде, поднял голову и настороженно оглянулся, прислушался. Все на лугу притихли, даже сверчки, начавшие было свою стрекочущую песнь. Тишина. Только муравьи по-прежнему обустраивались у себя в доме и не обращали внимания на посторонние звуки.
– Эй! Ну чё там?! – ворвался на луг чей-то басовитый голос.
– Да тухло всё, – отвечал ему другой, примерно такой же, – малец давно обронил!
Земля завибрировала. Тяжёлые ботинки приминали траву, прокладывая себе путь в неизвестном направлении.
– Ай, бляха, колючка! – закричал первый басовитый голос, – чёрт бы его побрал сунуться сюда, он вообще башкой думал?
На луг пришли они. Голоса становились всё отчётливее и отчётливее. Тот, кто впереди, был самым высоким. Он говорил сквозь зубы, чтобы не выронить непрерывно тлеющую сигарету изо рта. Второй шёл, озираясь по сторонам и то и дело посматривая в экран своего телефона. Третий и четвёртый казались самыми спокойными в этой компании и были очень похожи друг на друга. Их камуфляжные длинные штаны защищали ноги не только от укусов надоедливых комаров, но и от колючек тоже. Ну а пятый, натянув на лоб кепку, казалось, интуитивно угадывал направление впереди идущих и брёл за ними.
– А чё мальца-то не отправили искать? – спросил высокий.
– Макс, да откуда ж я знаю! – злобно отвечал второй парень, пригибая очередную травинку к земле, – мать сказала, что он мелкий ещё, а я ж типа брат, вот и помочь ему типа должен!
– Этот засранец потерял, а мы ищи свищи эту грёбанную пикалку! – голос пробубнил из-под кепки.
Парни умолкли. Лишь изредка слышались на лугу тцыки и охи, сопровождающиеся межзубными ругательствами. Сверчки снова затянули свою песню, жаворонок осторожно свернулся в гнезде, а паук продолжил начало своей новой работы.
Вдруг кончик ботинка третьего из парней остановился возле широкого муравейника в центре луга. Охранники этого тёмно-коричневого домика напряглись и вышли на разведку. Они заползи на чёрный, как смоль, ботинок и принялись изучать.
– Чёрт! Тут ещё и муравейник! – завизжал парень, чей ботинок, собственно, и оказался рядом, – пошлите отсюда скорее, скажешь, что не нашёл телефон, Колян! Ну нафиг!
– Ты что? Муравейника испугался? – зло рассмеялся первый, доставая сигарету изо рта, – к чёрту его снеси!!!
И он со всей силы пнул по самому верху муравьиного дома.
Муравьи напряглись и начали кучкой собираться наверху, пытаясь понять, что такое произошло.
– Да не так это делать надо, идиот! – заорал второй парень, – смотри!
Он схватил палку и со всей силы воткнул её прямо в центр широкого и просторного муравейника. А потом начал крутить, стараясь сделать отверстие в центре как можно шире.
Муравьи закопошились. Охранники сбежались к эпицентру событий и быстро поползи по палке вверх, стараясь как можно скорее устранить угрозу. Другие же муравьи пустились наутёк, подхватывая муравьих и вынося яйца и личинки из маленьких отверстий в некогда уютном доме.
– Ахах, смотри! Побежали! – рассмеялся первый, придавливая сразу нескольких, неосторожно попавших под ногу муравьишек.
Третий и четвертый парни стояли чуть поодаль, не решаясь присоединиться к компании раздухарившихся ребят. А пятый достал телефон и начал снимать.
– Чё вы вытаращились-то! А ну присоединяйтесь! – заорал басом высокий, – не найдём, так повеселимся!
И парни сначала неуверенно по очереди пнули муравейник, а потом с энтузиазмом принялись громить всё ближайшее вокруг него.
– Дави сначала тех, что по палке лезут! Сожрут ведь!
– Ага, а ты вон тех давай, а то разбегутся!
– Без тебя разберусь!
Травинки, веточки, песчинки, некогда аккуратно сложенные в один большой тёмно-коричневый дом, разлетались направо и налево, муравьи и муравьихи с яйцами разбегались в разные стороны, пытаясь найти убежище в густых зарослях травы. Самых неудачливых давили чёрные тяжёлые ботинки. Все жители луга напряжённо смотрели на муравейник и парней, крушивших всё, что было построено. Жаворонок озабоченно ёрзал в гнезде, стараясь не высовываться, полуглухая мышь зарылась в траву, чтобы не слышать истошный смех врагов, цветы приклонились к земле.
– Ладно, хватит! – крикнул наконец высокий и кинул окурок в разрушенный муравейник, – пошли отсюда!
– А чё с телефоном-то? – спросил кто-то из оставшихся.
– А это пусть Колян решает, но я домой, парни, а вы как хотите! – ответил первый хриплым басом.
– Темнеет! Пошли все отсюда! – подтвердил Колян, озираясь то направо, то налево, – не по себе мне как-то.
И чёрные ботинки всех пяти пар ног поспешили в ту сторону, откуда пришли.
Окурок дотлевал в центре некогда уютного тёмно-коричневого дома, а вместе с ним и души не спасшихся муравьёв. Всё резко стихло, но земля на лугу не перестала вибрировать.
Коллекционер
Рассказ
Каждого накрывает по-своему. У кого-то сносит крышу от впечатлений, у кого-то плывёт перед глазами от передоза, кто-то в слезах утыкается в подушку, потому что вдруг осознал, что вся его жизнь катится в тартарары, а кого-то накрывает в прямом смысле этого слова. Так и махаона накрыло сетью небольшого сачка, опущенного безжалостной мужской рукой. Чёрно-жёлтые крылья запутались в кисее, и хрупкая бабочка, уцепившись лапками за ловушку, замерла в ожидании.
Олег, а так звали начинающего коллекционера бабочек, как и махаон, перестал двигаться, с восторгом уставившись на добычу. Большие яркие трепещущие узорчатые крылья этой бабочки могли бы привести любого ценителя прекрасного в состояние, описываемое как лёгкая эйфория, и, естественно, не могли не восхитить Олега, изучившего весь интернет, прежде чем выйти на охоту. Ну а тёплый, солнечный весенний день был явно на стороне коллекционера и против самого махаона.
– Ай да махаон! – выдохнул наконец Олег, когда прошёл первый этап восхищения.
Молодой человек вытер со лба капельки пота, выступившие ещё в моменте приготовления к заветному взмаху сачком, и, осторожно зажав пальцами кисею у ободка, поднял замершего махаона до уровня глаз.
– Хор-о-о-о-о-о-ш! – промурлыкал себе под нос Олег словно кот, оценивший вкус крупной птицы после первого укуса.
Махаон попытался расправить крылья, но небольшое воздушное пространство, окружённое прозрачной решёткой, позволяло сделать это только наполовину. Пленник, перебирая лапками, развернулся в другую сторону и вновь попробовал взмахнуть крыльями, но и в этот раз ничего не получилось. А пролетавшие неподалёку мелкосошные птицы казались ироничным издевательством – ничто не ограничивало их полёт.
Олег посмотрел в сторону рюкзака, лежавшего чуть правее в невысокой траве. Чёрный, потёртый мешок с лямками придавил только-только появлявшиеся на свет молодые весенние цветки мать-и-мачехи и, вероятно, ещё пару муравьёв-работяг в придачу. Олег, крепко сжимая кисею, наклонился и извлёк из своего мешка квадратную пластиковую прозрачную коробочку, предназначавшуюся для пойманной добычи.
– Мы с тобой дома разберёмся, – прошептал начинающий коллекционер и дрожащими пальцами свободной руки открыл коробочку.
Кровь Олега наматывала круг за кругом по венам и артериям, оставляя адреналиновый шум в ушах и ощущение бешеного сердцебиения, что придавало процессу отлова бабочки особый вкус.
Махаон ещё несколько раз яростно попытался взмахнуть крыльями. Безрезультатно. Его маленькое сердце в брюшке замерло, а несколько миллилитров крови перестали циркулировать от слова совсем. И только подрагивавшие усики в форме булавки да едва трепетавшие сложенные чёрно-жёлтые крылья выдавали в нём жизнь.
Олег тем временем поставил коробочку на траву и приготовился разжать пальцы на кисее, чтобы хрупкое чудо природы смогло наконец залететь внутрь.
– Не волнуйся, – бормотал, шепча и задыхаясь, коллекционер, – ещё немного, и ты уже не будешь в этой тесной коробке! Ты расправишь крылья в моей коллекции, ты будешь первым в ней!
Он осторожно убрал пальцы с кисеи, и махаон, почувствовав свободу, метнулся в сторону образовавшегося выхода. Его широкие крылья, казалось, светились на солнце словно нимб над головой ангела, и две красные круглые точки, как два глаза, виднелись в углах каждого крыла, как будто пытались разглядеть душу охотника. Чёрно-жёлтая бабочка встретила на пути новую преграду, а некогда образовавшийся выход вновь стал замурованным входом, потому что мужская рука захлопнула коробочку крышкой.
Звуки утихли, а оставшиеся картинки родного луга померкли через несколько секунд – чёрный мешок с лямками поглотил их.
Олег потратил два часа, пробираясь домой на машине через душный загазованный воздух пробок. Солнце палило нещадно, напоминая про своё существование и нагревая чёрный рюкзак начинающего коллекционера до такой степени, что нарезанная дольками колбаса, положенная в контейнер ещё утром, весьма сильно задохнулась и в попытках выбраться наружу распространила едкий запах внутри потёртого мешка. Молодой коллекционер, спотыкаясь о ступеньки, взбежал на четвёртый этаж. Сачок, некогда так нужный, остался валяться в машине. А махаон болтался из стороны в сторону внутри тесной коробочки, которая не пропускала в себя запах протухшей колбасы и, собственно, сам воздух. Если бы бабочки умели потеть, то махаон бы уже превратился в небольшую горячую лужицу.
Наконец мрак сменился светом. Только вместо родных луговых просторов перед махаоном предстал большой деревянный стол, а вместо солнца глаза слепил яркий белый безжизненный свет лампы, направленный сверху.
Олег, отбросив рюкзак со всем его пропахшим содержимым в угол, наклонился к бабочке и в очередной раз замер. Только сейчас он мог детально рассмотреть её. Помимо чёрных симметричных узоров начинающий коллекционер заметил аккуратные голубые вкрапления по краям крыльев, придававшие особый шарм махаону. Бархатистое хрупкое тельце, выразительные усики и большие сетевидные глазки, – всё это вызывало у Олега, как у ценителя прекрасного, второй приступ восхищения.
Прозвенел домофон. Начинающий коллекционер, едва оторвав страстный взгляд от махаона, нетерпеливо тряхнул головой и направился в сторону двери.
– Да? Кто? А, это ты?! Ну проходи-проходи! – произнёс Олег, прикидывая мысленно сколько времени займёт разговор, и как скоро он сможет уже добавить свою первую бабочку в коллекцию.
Тяжёлый брюнет вошёл в комнату. Он был полной противоположностью начинающему коллекционеру. Крупный и неопрятный. Запах его парфюма перемешивался с запахом множества выкуренных сигарет, что тоже не вызывало восторга.
– А, поймал-таки, – прохрипел удивлённо брюнет, увидев на столе коробочку с махаоном, – ну и как тебе?
– Я сначала поверить не мог, что это махаон! – восторженно ответил Олег, не отводя взгляда от коробочки.
– Смотрю, эта бабочка не больно-то радует тебя своими крыльями, – ухмыльнулся брюнет, наклонившись к столу и рассматривая хрупкое создание.
– Есть такое, хотя крылья у неё великолепные, уверяю!
– Ну ничего! Скоро сможешь насладиться её расправленными крыльями вдоволь! – брюнет повернулся к Олегу и хрипло продолжил, – уже понял, как препарировать то?
– А стал бы я, по-твоему, ловить её, не узнав прежде, что потом с ней делать?! – послышался слегка раздражённый голос из кухни. Олег наливал воду в чайник.
– Тоже верно, не стал бы, – хмыкнул брюнет, проходя в кухню и усаживаясь за стол.
Махаон остался в комнате один. Он расправил крылья и попробовал взлететь, но не получилось. Коробочка была слишком тесной для него. А комната казалась большой и тёмной. Мужчины говорили о чём-то на кухне. Если бы махаон был человеком, то, вероятно, по интонации голосов он понял, что эти двое спорят.
– Ну смотри, если соберёшь большую коллекцию и продашь, то будет тебе счастье! – прохрипел брюнет, переваливаясь в сторону двери, – а так, боюсь, скоро у тебя останется один сачок! – язвительно заметил он.
– Сам решу, что делать, – пробурчал Олег, быстро открывая гостю дверь, приглашавшую на выход.
– Дерзай тогда, – добавил напоследок брюнет и удалился, оставив начинающего коллекционера наедине со своими мыслями.
Олег подошёл к столу с махаоном, достал из нижнего ящика всё необходимое: кальку, пенопласт, булавку и сел на стул против коробочки с бабочкой.
– Что же мне с тобой делать? – вздохнул молодой человек.
Махаон осторожно повёл усиками. Он не слышал голоса коллекционера, но чувствовал, что решается его судьба.
– Нет! Наверное, нет… – продолжал мыслить вслух Олег, – но, блин… это такая возможность! – шептал озадачено он.
Коллекционер с грустью в глазах посмотрел на пойманную добычу. Крылья узорчатой, бархатной бабочки заставляли его сердце биться чаще. Олег взял в руки булавку и несколько раз расстегнул её и застегнул. Потом, ударив с размаху по столу, резко встал и ушёл на кухню. Вышел на хлипкий, не внушающий доверия, балкон и закурил сигарету. Некогда беспощадно палящее солнце теперь уходило в закат. Его лучи осветили одиноко проплывавшее облако, окрашивая в жёлто-оранжевый цвет. Облако в форме бабочки, крылья которой, казалось, распростёрлись на всём ясном небе. Эта облачная бабочка плавно парила высоко-высоко, и мысли Олега витали где-то там же. И чем дольше летала эта воображаемая бабочка, тем спокойнее становилось в душе молодого человека.
Вдруг прямо в сердце одинокого облака ворвался самолёт. Он пролетел быстро и исчез за горизонтом. А облачная бабочка разорвалась на несколько маленьких светящихся частей и спустя несколько мгновений растворилась в небе. Кто бы мог подумать, что маленький самолёт, словно игла, способен разрушить и без того короткую жизнь хрупкого создания.
Олег встрепенулся. Затушив быстро сигарету, он вошёл в кухню. Ничего не изменилось с того момента, как молодой человек исчез на балконе. На плите исходил на свист закипевший обожжённый со всех сторон чайник, на небольшом кухонном столе по-прежнему стояла открытая, но ещё не заваренная упаковка Доширака, и несколько магнитиков, привезённые лет пятнадцать тому назад с моря, пытались украшать пострадавшую от коррозии дверцу холодильника. Да… Иногда старость приходит не по годам раньше.
Олег перешёл в комнату, где на подготовленном для препарирования столе светилась лампа. Под лампой стояла коробочка, в которой был заточён махаон. Начинающий коллекционер быстро подошёл к столу и выключил лампу. Ещё немного потоптавшись на месте, Олег осторожно взял коробочку и убрал её в рюкзак, прежде освобождённый от пропахшей в нём колбасы.
Меньше чем через час молодой человек стоял на лугу, где поймал одну из самых красивых бабочек. Солнце практически село. Олег достал из рюкзака коробочку и осторожно открыл её.
– Лети… – очень-очень тихо прошептал он.
Он видел расправленные крылья махаона. Не такие яркие, но по-прежнему заставляющие сердце биться чаще, узорчатые и крупные, с двумя небольшими красными глазками по краям, только немного померкшими. Похожие на булавки усики, всё то же бархатное тельце и маленькие, хрупкие лапки.
Махаон не рвался на свободу. Жизнь махаона угасла.