Лариса Галушина (Lar-galushina)
Поморские бывальщины
Рассказ
Белое наше морюшко почему так называется? Белым?
Любой скажет: вода в море тёмная. Не молоко, чай, а водица.
Да только летом море на плечи накидывает светлые ночи, словно невесомый платок. На том платке – белокурые барашки волн, поверх барашков – белёсая паутинка тумана.
Белогрудые чайки рисуют крыльями в том тумане хитрые узоры.
Наши рукодельницы те узоры примечают да в кружева вплетают. Весь мир нашим беломорским кружевам удивляется.
Зимой море в снежную шубу наряжается. Девять месяцев в году светлым-светла, словно невестушка. Сверху – корона из северных сполохов, по подолу – часты звёздочки.
На льду живут бельки – щенки тюленей. Плавать ещё не умеют, шкурка беленькая, глазки чёрненькие. Умиление, да и только. Таятся от белых медведей в снегу – белёсое на белом.
А белые медведи неподалёку рыщут. Белорыбицу промышляют. Усядутся у полыньи, лапой нос прикроют и давай сказки сказывать! Смешные истории там, анекдоты.
– Рык, р-р-р, рык.
Не складно, да ладно.
Ну, а рыбы любопытны – пуще кошек. Набегут к полынье табуном. Рты раззявят, глаза выпучат, жабры развесят – удивляются медвежьей бывальщине.
Чуть какая зазевается – медведь её когтём цап, об лёд – шмяк.
Целую гору наловят. Рыбы невелики – с хвоста до головы с тебя размером или чуть боле.
Рыба на морозе застывает, сытые медведи с рыбных горок катаются. Сверху – ух! – и в полынью! Из воды выскочат, снова на верхушку рыбьей горы. Шутейно дерутся, порыкивают... Резвятся меховые детишки.
Чайки с высоты галдят. По их, птичьему разумению, рыба не для потехи.
Наши мужички-рыболовы зря рты не разевают: в медвежьей суете потихонечку с иной стороны горы подползают, порцию рыбы долбят, в сани загружают – и домой везут.
Мимо полярная сова летела. Рыбаков увидала, перо потеряла. Перо бело упало, целиком море накрыло.
С тех пор морюшко и называют Белым.
Хотя я и Чёрное море видал!
Интересно тебе, гость? Рассказываю!
Черное море называется так оттого, если беззвёздной ночью на воду посмотреть, то вода тёмная, как кофе без молока.
Добротно гостил. Ничего дурного не скажу.
Местный люд славный, фрукты опять же.
Вот только жара донимала. Воздух, что в печке. Всякая животная пряталась, огородная овощ сохла.
А я что? В жару некомфортно – мы люди северные. Я тот час горстями жар собрал да в чемодан запихал. Туда же сунул зной и пекло, чтоб не мешались.
И застёжку замкнул. Накрепко.
Хорошо стало. Солнышко не кусает, греет сколько надо ласково.
Полный чемодан честь по чести домой доставил.
– Жонка, подарок тебе! Тепло южное-жгучее да зной переносной!
Жонка моя, хозяйка бережливая, радуется:
– Зимой тепло чутком выпустим – топить не надо. Батареи отключим!
И то дело!
А пока чемодан я в сарай закинул.
Вскоре знакомый из города приехал. На машине, важный – чисто генерал на отдыхе. За рыбой, грибами и ягодами.
Полез в лес и подхватил чемодан.
Как углядел ягоды, так застёжку-то расстегнул.
Южный жар-то наружу и выскочил! Да весь сразу! Следом зной да пекло.
Началась на наших болотах погода, что в тропиках.
В огородах столько назрело да выросло, что из-за заборов выперло. Морковь мы вместо столбов ставили, капустным листом крыши домов укрывали.
На ёлках бананы вызрели. Только и виду, что длинны и желты, а не съедобны – зубы в смоле застревают.
В реке щуки вымахали. Каждая, не совру, до пяти метров. Зубов нарастили, чешуёй позеленели. Чуть-чуть – и в крокодилов превратятся.
Молодёжь и робята довольнёханьки. Купаются в реке Двине да в Белом море. Все загорелые, белозубые, словно с обложки журнала «Звёзды Центральной Африки».
Понаехало из города народу – вдоль реки полной ступнёй не ступить. валяются тюленями, с боку на бок ворочаются. Ловят солнечную ласку.
Чисто курорт!
Ушлые наши молодцы надёргали в огороде всякого овоща, на солнечном месте дольками высушили. Идут по пляжу, горло дерут:
– А кому чипсы! Морковные, из репы, редиса! Попробуй, съешь – витаминов не счесть!
Кто-то клюкву прошлогоднюю в сахаре выдержал, морс брусничный сварил. Бабушки сладких козулей напекли и калиток с ягодами.
Приезжие угощаются:
– В жизни, – говорят, – вкуснее не едали.
Кум Никодим – я его Дикушой зову, – кудрявый парик в театральной студии раздобыл, глаз под повязкой скрыл, попугая на плечо посадил. Стал киношный пират поморского разлива.
Отдыхающие с кумом фотографировались. Попугай за пяток рублей бумажки с предсказаниями вытаскивал. Вроде: «Быть тебе, милок, сытым, если пирог тётки Матрёны купишь».
А тётка Матрёна, жонка Никодимова, тут же крутится. Под тёплым полотенышком у ней рыбники да шанежки.
Молодёжь на лодках желающих катают. От городских отбою нет. Наши парни об бикини на барышнях глаза пообломали.
По осени свадеб играли, дай бог всем и каждому! Наша деревня после этого домами приросла – шире себя стала.
Все довольны. Всем радость.
Тёплые моря и заграница, слышь, не каждому по деньгам, а у нас раздолье.
В городе же лето осталось наше северное, с дождями, неяркое и непрочное.
Неожиданно ух и ах!
Лес загорелся. От окурка или от другой какой безалаберности, только огонь взялся без удержу.
Чёрный дым в небе с тучами спорил, солнце закрыл, луну проглотил, звёзды спрятал.
Ни духу, ни свободы.
Огонь – штука полезная, когда он человеку помощник. А чуть зазеваешься – забалует!
Лисы бегут, зайцы, лоси, медведи. Птицы и всякая живность гибнет.
Непорядок!
Мужики, все как один, в лес. Огонь бороть, мир спасать.
А я чемодан под мышку – и ходу. До лесного озера.
Сунул в чемодан в озеро – всю воду собрал. Целиком озеро влезло, всё до капельки. Лишь небольшие лужицы на дне остались. Рыба в лужах хвостом бьёт, раки в ил закапываются. Да ничё: подземными ручьями скоро озеро обратно наберётся.
Вода чище прежней станет.
Пожарных упросил, чтоб в вертолёт с чемоданом пустили. Когда вертолёт над самым сердцем огня завис, я чемодан распахнул, озеро выплеснул.
Вызнялась в небе радуга через семь деревень до города!
Огонь порычал, поворчал, погрозил красным кулаком да издох. То-то же!
И лес спасён, очень ладно вышло.
Мужики тем временем рты разинули: впервые видят, чтобы рыба на ветвях и сучьях деревьев болталась.
Рыба-то из моего чемодана вместе с водой выплеснулась.
Мы с мужиками на рыбалку: по лесу рыбу собирать. Та, что в огне побывала, – зажарилась до хрустящей корочки. Другая, глядишь, закоптилась дымком. Была и варёная, и печёная в ягодах, с грибами, на можжевеловом листе, со всякой лесной травой – подобных рецептов в ресторанах не сыщешь.
Месяц той рыбой сыты были!
Особо хороша рыба под клюквенным соусом!
А вот послушай, как я за клюквой ходил!
В наших местах болота большущи, топки, ягодны.
Ты, гость, пей морс. Пей-пей! В нём витаминов не счесть! Так клюкву есть – только морщиться. Зато клюквенный морс – царь-напиток.
Пей, брюха не жалей. Да на ус мотай, как я за той клюквой ходил.
Опять лето было. Ближе к осени.
Иду-бреду-шагаю, ёлками любуюсь, об шишки спотыкаюсь – думу думаю.
Нам, мужикам, простор нужен.
Это жонки всё больше о хозяйстве да о ребятах суетятся. Думы у них мелкие: как своего мужика накормить, за скотиной ходить, огород вскопать, сериал посмотреть, себя принарядить, за домом доглядеть…
А мы, мужики, на мелкие мысли не размениваемся. Нам в думах простор нужен, чтоб мировой порядок поддерживать!
Иду я таким манером. Только обдумал проблему таяния арктических льдов – установить в небе особые вентиляторы – глаза поднимаю.
Ох!
Забрёл я в своих думах на дальнее болото.
А на том болоте, да на кочках – клюква. Еще зелена – ягода-клюква с морозами поспевает – зато крупна.
Клюква лежебока – краснеет, созревать торопится. Знает, что осенняя пора за соседней опушкой.
Тут уж вечер близко. Солнце на небе зевает, спать изготовилось. Тучи в кучу собирает, как перину, сбивает. Чтобы спалось слаще.
Солнце на боковую – и мне пора на ночлег.
Недолго думая, вырезал ножом дыру в ягоде-клюкве, сердцевину вытащил, а сам внутрь залез. Дырку для воздуха ножом продырявил.
Хорошо лежать: комар не пищит, на бок ничего не давит, дождик не мочит. И мягко, и уютно. Запах приятнейший. Задремал. Только-только в сон заглянул, на полпальца в дрёму потянулся…
Чу! слышу – кто-то рычит. Медведь, что ли?
В дырку глянул – так и есть! Медведь!
Да не один!
Высыпало их из лесу более десятка. Большие и поменьше, бурые и лохматые. Всякие. Сколько их, врать не берусь. Мне в дыру плохо было видать.
Может, сто, а может, двести.
Начали медведи фыркать. Вроде совещаются.
Тут большущий медведь рявкнул. Остальные потапычи выстроились. Порычали, порычали, да…
Тут ягода со мной внутри кувыркаться стала.
Докатилась до дальних кустов, я дух перевести не успел – подскочила да полетела в небеса.
– Ой! – Лечу, значит, в ягоде, пилот клюквенный, пикнуть боюсь. – М-м-мамочка моя!
До неба не долетел, обратно шлёпнулся.
Тут мою ягодку снова могучей лапой наподдали – я и закрутился вместе с ягодой, что бельё в стиральной машине.
Зубами лязгаю, коленками об зубы бьюсь…
Это я уж потом понял: то была медвежья игра. Смесь футбола с волейболом.
Только вместо мяча медведи гоняли ягоду-клюкву со мною внутри.
Сколько раз у меня небо с землей местами поменялись – гадать не берусь.
Я лишь ноги-руки растопырил, зубами за воздух держался.
А то, как меня медведи почуют?
Вот и будет приз победителю в медвежьей игре – человек в натуральную величину. Красивый, упитанный, в полном расцвете сил.
Слопают – ни имя-отчество, ни код из СМС-сообщения не спросят!
Долго ли коротко шла игра, но медведям наскучило, они ещё потолкались немного, порычали-подрались и, наконец, ушли.
Я из размочаленной клюквы выпал.
Лежу на твёрдой земле, руки-ноги не шевелятся. Голова будто спьяну.
Мир вокруг крутится. Небо с землёй поменялось, звёзды звёздами в чехарду затеяли, через луну перепрыгивают. А луна-то завалилась набок, как кум Никодим после посиделок.
– Нпоерядко, – думаю. А мысли-то крутятся, спотыкаются, мерцают новогодней гирляндой.
Я головой мотнул, мысли устаканил, на места рассадил.
– Непорядок, – думаю.
Потянулся. Руки выпростал и одним могучим махом остановил космическую круговерть. Пальцем погрозил кометам, мол, не шалить!
Затем звёзды по местам распихал – честь по чести: маленькую сюда, большую туда, особо блестящую в центр, мелкими звездочками по окраинам часто крупкой усеял.
Аж сам залюбовался!
Вот теперь порядок!
Взгляни-ка, гость, в свой интернет. Учёные академики так и прозвали ту ночь: Парад планет. Небесная круговерть или звездный переполох.
Звездочёты о причине космического переполоха спорят, версии одна замысловатей другой выдумывают.
Меня спросить не догадались.
Да и не лезу.
Э, дорогой гость! По глазам вижу: сомневаешься!
А ты звёзды пересчитай. Убедишься: двух недостает.
Когда я звёзды на места клепал, две из них закатились за горизонт, да мне лень туда ползти, доставать.
С первыми морозами я на то болото вернулся. Клюква как раз в пору вошла – красная, сочная.
Две ягоды сорвал – кузов полнохонький набил. Заместо колёс к кузову приделал ягоды поменьше.
Кузов толкаю – он под горки на колёсах-клюквах катит. Лучше всякой машины!
На кузов верхом взгромоздился, длинной палкой, как веслом, от земли отталкиваюсь – так с ветерком до дома и доехал.
Клюквы хватило всех соседей угостить.
И сам в накладе не остался.
Ты пей, пей, гость. Морс-то из тех самых ягод!
Потом спать завалимся – хоть и светло, как днём, однако ж погляди на часы! Удивлён?
Напоследок тебе ещё история. Про храп-запугу.
Ночью, знамо дело, какая забота: спи-отдыхай, по снам гуляй.
Однажды сплю, а меня что-то в бок торкает.
Я спросонья отмахиваюсь.
А оно не уходит, голосом жонки щебечет:
– Милый мой, ирод ненаглядный, проснись! От твоего храпу крыша едет!
Просыпаюсь, но не весь: вполсна. Гляжу вполглаза, а дом ходуном ходит, стёкла звенят, крыша подпрыгивает.
И кто-то гудит, как пожарная машина.
Тут я весь проснулся. Гудок смолк. Крыша на место встала, да только набок. Видишь, полки висят криво? Оттого, что стены плясали от храпа!
А во дворе – чтоб мне интернет навсегда отключили! – соседи, все как один. И кум, и Никодим с женой и попугаем, и много народу всякого.
Народ у нас дружный, ласковый.
Меня даже не били.
Просто с деревни выгнали.
– Иди, – говорят, – куды хошь. От твоего храпу спасения нет!
– Куды ж я пойду?
– Иди ты в лес!
Ну, и побрел я в лес.
Нашёл бывшую медвежью берлогу, внутрь залез, спать наладился. Берлога ещё медвежье тепло держит и мягкость.
Хорошо сплю, а меня что-то в бок торкает.
Открываю глаза, а рядом лохматое медвежье рыло.
Около берлоги – чтоб мою банковскую карту банкомат зажевал! – медведи со всего леса! И белки с зайцами, и лоси, и всякая лесная живность.
Звери у нас мирные, почти домашние.
Даже не разорвали.
Просто из леса выгнали.
– Р-р-р, – рычат, – шуруй, куды хошь. От твоего храпа сосны валятся и детишки болеют.
Медведь лапой наподдал, тихонечко.
Ну, я и побежал.
До самой реки. В реку нырнул, на дно залёг. Ил и песок нежные, что перина. Камешек со мхом под голову наладил заместо подушки,
Хорошо сплю, но тут в бок опять торкает.
Открываю глаза, а рядом усатое рыбье рыло.
Вокруг – чтоб мой сотовый телефон пропал – рыбы со всей реки! И треска, и белорыбица, и стерлядь, и всякая чешуйчатая мелочь: ерши-караси.
Рыбы добрые, мокрые.
Даже не покусали.
Просто из реки вышвырнули.
– Буль-буль, – пузыри пускают, – буль, куды хошь! От твоего храпа волны до небес, и икринки скисли.
Здорова щука хвостом наподдала, меня пробкой из воды вызняло.
Летел невысоко, метров двести. Обратно оземь шмякнулся.
Дело, вижу, швах. Сон мой трещит по швам.
Кое-как дождался утра, доставился к доктору.
Доктор моё нутро простукал, трубочкой прослушал.
– Не вопрос! – говорит. И велит мужикам катить бочку.
Мужики в затылках чешут:
– Где найти бочку размером с баню?
Я свой сарай отдал на разрушение. Всё равно крыша протекает.
Мужики шустро сарай разобрали, из бревен ящик сколотили – насилу в грузовик влез. Сбоку щель с задвижкой, на задвижку амбарный замок, самый большой который нашли.
Доктор ко мне:
– Спи!
А сам уши ватой затыкает.
Как спать? День в самую силу размахнулся!
Мужики, как один, гаркнули:
– Спи!!!
Ладно. Спать – не работать, это мы умеем. На кровать повалился, затих вполглаза.
Хоть и сплю, а всё вижу!
Доктор дырку у меня в груди проделал, пылесосом храп высосал, да в ящик загнал.
Крышку захлопнули. Амбарный замок застегнули.
Встал вопрос: куда ящик девать?
Половину огорода занимает! Ухо приложишь – ворчит и гудит внутри, вроде коты ворчат.
Хотел ящик с храпом в Институт Сновидений пристроить. Для опытов.
– Практического применения, – учёные сказали, – не имеет.
Ну, нет так нет.
Бочку запросили иностранцы. Построили за границей Пещеру Страха и Ужаса для тех, кому не хватает новостей из телевизора нервы щекотать.
Народ про мой храп наслышан, к Пещере валом валит, деньгу платит.
Подходит и кричит в специальную дыру:
– Эге-ге-гей!
А храп только этого и дожидается. В ответ вроде эха:
– Эге-ге-гей! Х-р-р!
Народ с ног валится. Шапки, кошельки, рассудок теряет.
Никто запросто не уходит. Которые смелые и стойкие – те на четвереньках ползут, седые все.
Ну, а я теперь сплю, будто ядрышко в орешке – тихо, сыто, с жонкой мирно.
Что, гость, ладонью хлопаешь себе по шее, будто в барабан?
А, комар одолел!
Насколько комары вредная насекомая, а иногда выходит, что и от них польза.
Шёл я по морошку.
Жарко, умаялся да прилёг в тенёчке.
На тёплом просторе хорошо мечтается. Мечтам легко, вольготно, ничего не мешается.
«Вот придумают учёные мужи-светлые головы вертолёт: чтоб в лес на нём летать! – мечтаю. – Между деревьев – жиг-жиг! Любая топь не страшна! Чтоб при морозе сорок с лишком, вокруг вьюга да ветер, а в кабинет тепло и приятно. Музычка там… кофеёк… А в летнее пекло – легко и чтоб пахло приятно».
Почти додумал, да вернул меня комариный писк.
Открываю глаза – батюшки светы!
Вокруг насекомых не счесть! Из-за них тучи неба не видать. Но чую: порядок у них строгий: одни прилетают, другие отлетают. Комары за комарами. Тех, что летят от меня, – раздувшиеся от крови брюхо. Кто-то запасливый тащит на спине крошечный рюкзачок из свёрнутых листьев.
А на моём голом животе вроде как ресторан открыли. У комаров с комарихами веселье. Насекомых оркестр на скрипочках пиликает. Комары-франты – ножками дрыг-прыг, так да так приседают. А комарихи гузками трясут, хоботки выпячивают. Ну, чисто блогерши, тьфу на них, чтоб не к ночи будь помянуто.
Жала свои комариные мне в брюхо втыкают – угощаются. Комариные животы раздуваются.
Ох! Зло меня взяло!
Кто позволил на моём пузе пировать? Кто разрешил кровушку попивать?
«Ну, – думаю, – конец комариному веселью!»
Поднимаю руку, глядь – а там кожа да косточка – ничего более. Будто сухая тростиночка.
И вторая рука не толще!
Тут я своему организму полную инспекцию устроил.
Живот к спине прилип. Грудь впала. Вместо ног, считай, палки-камышинки. Таких в мои штаны штук пять влезет.
Поднимаюсь, а ноги не слушаются. Силушку вместе с кровушкой подлецы тонконосые выпили.
Комары радуются. Жальцы потирают: никуда не денешься!
Ну, да и я не скотчем отремонтирован! Взял руки в ноги, сложился колесом да покатился. Качусь, об камни костьми стучусь.
Спина-руки-ноги-голова. Голова-спина-руки-ноги. Между кочек, между сосен, по корням, по ямам, через болотцы, по муравейникам…
Зато быстрее, чем пешком!
До знакомых мужиков докатился. Они недалече рыбу в озере промышляли. Мужики похохотали-позубоскалили, меня в кузов упаковали да в деревню доставили.
Дома перво-наперво заработал оплеуху от жены. Как посмел себя не углядеть? Как докатился до жизни такой? Почто чуть вдовой не оставил? Почему штаны в дырках? Отчего чумной, словно с кикиморами в болоте хороводился?
Потом жонка малость затихла. Она у меня отходчивая – никогда более трёх суток не ругается.
Меня в тазу выполоскала, на батарее высушила, в угол дивана задвинула.
Приглашённый доктор осмотрел, лампочкой в рот посвятил, нутро прощупал. Хитро так улыбнулся, а сам молоточком – хрясь! – мне по коленке.
Я как закричу. А голос – что у котёнка!
– Сейчас на кусочки рассыплюсь! Меня ж как пазл собирать придётся!
Доктор в усы ухмыльнулся и говорит:
– Не придётся… Здоров!
– Да как же так? – возмутилась жонка. – На него плюнешь – утонет, дунешь – улетит! Да его любой таракан затопчет!
– А вы тараканов к нему не пускайте, – советует доктор. – Не плюйте и не дуйте.
– Его ж пятерых теперешних надо, чтоб один прежний получился! – не успокаивается жонка.
– Кормите! – командует доктор.Кормите – вот и весь сказ.
Ну, ради приличия таблетки какие-то выписал. И, по мужской солидарности, разрешил побаловаться пивом. Мол, в нашей поморской речной воде, витаминам счёту нет, а в пиве витамины лучше лучшего сохраняются.
Такое лечение – как раз по мне!
Принялась жонка меня откармливать. Перво-наперво напекла налистников. Это наша, поморская еда, вроде оладий.
Для налистников нужна своя, деревенская, простокваша.
Впрочем, магазинский кефир или ряженка тоже подойдут. Только пожирнее. Чуток соли, сахара, соды, яйцо. Муки столько чтобы вышло тесто, как густая сметана. По формочкам разлить, сверху – подсолённую сметанку с ложкой муки, – и в жар!
Тоненькие, пекутся быстро.
А мне того и надо! Да позажаристее!
Как испеклись – смазать маслом и сложить стопочкой, чтоб промаслились, отмякли, отпыхтелись.
Стопку умял, не запыхался.
Аппетит – он весь со мной остался.
Тут как раз подоспела загуста – мучная каша, вроде манной. Я и её умял.
Затем картошка. С рыбой, битыми огурцами, квашеной капустой, солёной молокой, грибами во всяких видах. Миску мятой картошки съел, за вторую принялся.
После чаю потребовал:
– Мечи на стол калитки с пшённой кашей и горячие шаньги!
Жонка руками всплеснула:
– Куда в тебя, милый муженёк, столько влезает, утроба ты ненасытная!
Я так отвечаю:
– Ты, любавушка, птичка моя белокрылая, умом раскинь да в разуменье войди: это ради исцеления!
Жонка тогда созвала соседок, кумушек, подружек.
Принялись они варить-парить. Рыбу всякую: пареную, жареную, рыбные жарёхи, заебуриху. Это такая мешанина из всего, что нашлось под рукой. У нас, поморов, заебуриха – это смесь картошки, моркови, остатков овощей и любой подручной рыбы с бульоном. К ней хороши алабашники – блины из печи.
Стол от тарелок ломится, будто на дворе Новый год, свадьба и 8 Марта вместе.
Я времени тоже даром не терял. К окну подполз (от еды мало-мальских сил прибавилось), на подоконнике кактус набок поворотил. Мужики знают, раз на моём окне горшок с кактусом набок – верный знак, что жду в гости.
Тут же валом в избу повалили, будто сторожили.
Мужиков – за стол. С жонками рядом.
До ночи сидели, песни пели, пироги ели. Честь по чести. Ладком да с разговорами.
Я усиленно жевал. Выполнял рекомендации врача.
Тут моя жонка и руками всплеснула:
– Муженёк, да ты поперёк себя прежнего шире стал!
Мужики меня дружно из-за стола выкатили. Вокруг оглядели, в затылках почесали и решили:
– Для полного излечения от истощения даёшь лечение каждую пятницу!
Жонка руки в боки – гостей выгнала, меня спать повалила.
Ты не гляди, что моё пузо кругло и щёки красны – то исключительно лечение от комариной хвори.
Ты спросишь, чем дело кончилось? Я как в силу вошёл, так направился к комариному королю! В самую болотную хтонь!
Нашёл его, насекомую длиннорылую, взял за хлипкие грудки и грозно так говорю…
Ну да об этом в следующий раз.