Земляника
Лето сыплет землянику
По околкам и холмам:
Бусы-ягоды, взгляни-ка,
Тут и там.
Ты ступаешь осторожно,
Гроздья спелые любя.
Наглядеться невозможно -
На тебя.
И коралловой туники
Невесомым рукавом
Ловишь солнечные блики
Над быльём.
Набери в ладони ягод,
Покорми меня с руки,
Упадём с тобою рядом
В васильки.
Лето стелет землянику
Кумачовой бахромой.
Как легка твоя туника,
Боже мой
Друзьям-футболистам
Поток - «фавелы» Барнаула.
Ходили слухи, будто бы
В любой свернувши закоулок,
Здесь не уйдёшь от шантрапы:
Иль обберут, иль наваляют.
Ан нет - не так уж страшен чёрт.
Мы здесь росли, мы здесь гуляли
И подмечали наперёд,
Какими красками играла
Постперестроечная Русь -
Потока пыльные кварталы
Нам пробы делали на вкус.
Здесь, у Трансмаша сиротливый,
Советский стадион застыл,
Где я динамовцем сопливым
С мячом на поле фикстулил.
Припев:
Морщинистая улица
Гудит, от солнца щурится,
И голуби тусуются
Да крошек ждут.
Хватайте, птахи божьи,
Не ссорьтесь, нет, ну что же вы -
Всем хватит, вам прохожие
Ещё дадут.
Здесь у ДК сидел афганец
В коляске - милостыню ждал,
И не сходил с лица багрянец,
И блекла тёртая медаль.
Хлебал он горькую из фляжки,
Калека, выживший в огне.
В тельняхе, в старенькой фуражке,
Ненужный новенькой стране.
И алкаши ходили боком,
И тёти хлеб домой несли,
А мы всем малолетним скопом
В карманах мелочью трясли.
Насобирав на газировку
И шоколадное драже,
Мы сразу после тренировки
К киоску - тут как тут уже.
Припев
И облупившиеся зданья
На нас смотрели сверху вниз.
И согревала мирозданье
Лучами бархатная высь.
И мы махали этим зданьям
Как самым преданным друзьям
Из окон чешского трамвая
Да разъезжались по домам.
Мы разбрелись теперь по весям,
Увёз из детства нас трамвай,
А город простыни развесил
С посланием: «Не забывай»
Припев
Памяти Пушкина
Петербургская хмарь растревожила душу.
За рекламной понявой упрятан фасад:
Неухожен и стар безвозвратно уснувший
Тот конюшенный двор, что два века назад
Исполинским котлом закипал над рекою,
Цокал, гикал и фыркал ноздрями коней.
А теперь - никого, как смахнули рукою.
Только старая церковь на паперти дней
Дотянула, вросла в мостовую корнями,
Не уснула, не сгинула в пене времён,
И семнадцатый год, жадно впившись клыками,
Не сумел перегрызть её белых колонн.
Словно пушкинский дуб, заповедное древо,
Сок Отчизны солёный впитав от земли,
Она память о том сохранила во чреве,
Как Поэта убитого к ней привезли,
Как людское, поникшее, чёрное море
За волною волна ударялось о дверь.
И дрожало оно, задыхаясь от горя.
И ни до, и ни после подобных потерь
Не знавал Петербург. Вероятно оттуда
Его тучи, туманы, дожди и хандра.
Вероятно с тех пор его душит простуда,
Провоцируют кашель тугие ветра.
Вероятно с тех пор недостаточно света…
А в конюшенной церкви запели тропарь,
И навечно вместившее душу Поэта
Незакатное солнце венчает алтарь.
Яблони
Зацвели невесты-яблони в саду.
Ты мне говорила: «Я к тебе приду».
Вот уже и с яблонь опадает цвет,
А тебя всё нет и нет.
Клёны да рябины, листьями соря,
Смешивают краски в скверах октября.
Жёлтую с бордовой, беж и фиолет,
А тебя всё нет и нет.
Лёд покрыл дороги, люди семенят,
Снегири-гирлянды украшают сад,
Льётся из трамвая мёрзлый белый свет,
А тебя всё нет и нет.
Стаяли сугробы, мокнут колеи,
Реки распушают локоны свои,
Где-то в старом парке всхлипнул флажолет,
А тебя всё нет и нет.
Вновь цветут невесты-яблони в саду,
Я смотрю на город и привычно жду.
Ты шепнула тихо - слышал целый свет:
Я к тебе пришла, привет.
Териберка
Океанские пенные всполохи
Ледяного огня,
Опадая бессовестно под ноги,
Ослепляют меня.
Ударяясь о скалы шершавые,
Закалённый прибой
Рассыпается брызгами шалыми
Надо мной и тобой.
Припев:
Ветер в сопки носом тычется,
Ластит небо, ягель мнёт.
Невозможно никак насытиться
Синью северных широт
И как будто кропилом, размашисто
Ледовитый-отец
Совершает церковное таинство
Без вина и колец.
И обвенчаны мы, рука об руку,
Здесь отныне и впредь.
И спускается северным облаком
Бог на нас посмотреть
Припев
Степь
Добродушная степь зазывает настойчиво:
Приходи, дорогой, поглядеть на рассвет,
И уткнуться задумчиво в травы молочные,
И туман пригубить, и лиричную спеть.
Но всё реже на зов я степной откликаюсь
И всё реже у поля лежу на руках.
Хоть размыта, неясна ещё моя старость ,
Всё же машет украдкою издалека.
И тепло от камина и пледа лоскутного
Заменяет тепло от июльских стогов.
Поднимаются годы чубатыми утками,
Безоглядно летят высоко-высоко.
А когда соберётся утиная стая,
И соломенным миром заплачет скирда,
И последняя утка вскричит, улетая,
Вновь приду к тебе, степь, но уже навсегда.
***
Нет, Россия своё не отплакала.
Да слезами беде не помочь.
Так и ходит война буераками,
Алчет самую тёмную ночь.
По околицам бродит, горбатая,
Стынет лес от дыханья её.
Заливается небо раскатами,
Чёрной хмарой зудит вороньё.
И дырявится небо ракетами,
И земли содрогается твердь.
Вновь идут, по уставу одетые,
Наши парни в глаза посмотреть
Этой древней старухе-процентщице,
И свои не отводят глаза.
По небесной серебряной лестнице
Вниз ползут облака-образа.
На поруки берут русских мальчиков,
Забирая в небесный чертог.
Словно матери их, не иначе как
Прежде времени старится Бог.
Похоронки-гонцы соболезнуют:
Каждой строчкой с размаху под дых.
И развозят кареты железные
По отечеству мощи святых
|