|
***
Хрущёвка. Не своя - в аренду.
Нехитрый "пополамный" быт.
Гудит, как шмель, на кухне блендер.
Мужчина в комнате сидит.
Он словно арендован тоже,
Искусный ликвидатор грёз.
Его присутствие тревожно
В пространстве виснет, как вопрос.
Сожитель. Горький жжёный кофе.
Живую душу гложет жуть.
Меж рёбер тлеет мнимый профиль -
Сгорит, поди, когда-нибудь.
Поднимешься ли зыбкой ранью,
Устало рухнешь ли в постель -
На фоне груза несгоранья
Туманного молчанья мель
Звучит саднящим лейтмотивом.
Полужена, полужива,
Стоишь, улыбишь губы криво,
Твердишь: "Халва, халва, халва..."
Но станет слаще ли? Ночнушка
С плеча сползает невзначай.
И не вмещает кофе кружка.
И льётся кофе через край.
***
Довольствуюсь крупицами,
Трухой фальшивых нот.
И стыдно перед птицами,
Что предаю полёт.
Мечтами покалечена.
Душа, как решето.
Грешу, о мой невстреченный -
С чужим делю гнездо.
ОКНО
Бьётся шмель в закрытое окно,
А соседнее - отворено.
Шмель упрям и не жалеет сил.
Думает, в ловушку угодил.
У шмеля в душе темным-темно.
Человеку ж в комнате - смешно.
Человек догадлив и умён.
Верит, что венец творенья он.
Бьётся шмель в стекло ещё сильней.
Вон же небо, зелень тополей -
Настоящий заоконный рай!
Созерцай, а после - погибай.
Только мы - намного ли умней?
Люди - это копии шмелей:
Всё стучат в закрытое окно,
А соседнее - отворено.
***
Мне без оглядки от людей бежать бы прочь
За крепостные стены вдумчивого сада,
Неспешно землянику раннюю толочь,
Над соловьиной трелью ставить знак "фермата".
Общаться с ирисом, сиреневым кустом -
Да хоть бы даже с сорняками у забора.
Растения не лепят сплетен грязный ком,
Не льстят, не разжигают бестолковой ссоры.
Бежать, бежать, как лань от хищника. Туда,
Где некому царить и некем притворяться.
Смертельная усталость от людей - года
Она копилась тайно под покровом глянца
Моих беспомощных "простите, господа
За то, что не вполне и не для всех удобна".
Мне б жить без суеты и глупого стыда,
Мне жить бы в тишине - почти внутриутробно.
Мне б спрятаться, чтоб не вернули, не нашли,
Чтоб только небо меж ветвей, стихи в тетрадке...
Мне б от людей бежать, бежать на край земли.
Мне от себя самой бежать бы без оглядки.
БАБУШКА
Из подпола тянуло горькой сыростью,
И слышно было в вязкой тишине,
Как рисовала ночь, борясь с сонливостью,
Эскиз тенями яблонь на стене.
Косматым был наш сад и неухоженным,
Был прост и скромен домик на холме:
Иконка, хлам в комоде перекошенном
И вечность в узелочках макраме.
Мне было семь. И было полдесятого
Примерно на часах. И смутный страх
Стоял за шторой. И густое зарево
Закатное болело в небесах.
В углу, угрюмая, отяжелевшая,
Нахохлилась нетопленая печь.
А бабушка из сада потемневшего
Не шла никак. И я, не смея лечь,
Её ждала. И чудилось мне издали –
Мятежник-сад взбесился, одичал.
И ширился, и рвался в небо мглистое,
И домик ветхий в кулаке сжимал.
И обрастал ночной пейзаж гротесками:
Зелёной паутиной колдовской,
Причудливым узором арабесковым,
И всё терялось в дикости лесной.
И не вещами вовсе, а стихиями
Был полон мир, и не было людей.
Развоплощенье, магия, алхимия…
Но вот – привычно резкий скрип дверей,
И входит бабушка. – Ты что как поздно-то?
- Да огурцы полола в парнике…
Пропахло платье жижею навозною,
И паучок уселся на платке.
Такая заново живая, громкая,
Как будто отнятая у стихий,
Сидит у печки и газеты комкает,
И поджигает спичкой. И сухим
Вдруг пахнет деревом. Шипят смолистые
Поленья, и глядит в окно луна.
И чашка чая с земляничным листиком
Особой тайной до краёв полна.
- Ещё чайку? – Ага. Ты знаешь, бабушка,
Боялась я – вдруг не придёшь назад.
- Ну что ты, внучка? Я в теплице, рядышком…
Не время мне… И опустила взгляд
Она задумчиво… И время было ей
Однажды - не раздался скрип дверной,
Не разгорелась бодро печка стылая.
Но где-то сад возделан неземной.
ИЮНЬ
Разобиделась смерть, расскандалилась,
Ускользнула, лишённая прав.
Заиюнилась жизнь, зарумянилась,
Шелестит сумасшествием трав.
Накрывает цунами зелёное
Мой застенчивый старенький сад.
Захмелевшее солнце холёное
Норовит целовать всех подряд.
Разразилась с утра песнопеньями
Лягушачья несметная рать,
И пионы душистыми перьями
Тёплый воздух спешат щекотать.
Клонит ветви смородина кроткая –
Зреет ягод изысканный груз.
И дышу, и пою во всю глотку я –
Ничего, никого не боюсь.
И такое кругом изобилие,
И такая кругом полнота,
Будто в мире – ни лжи, ни насилия,
Будто смерть не придёт никогда.
ЛЯГУШОНОК
Там, где нежится в тумане млечном
Озера лесного лазурит,
Лягушонок крохотный беспечно
На ладони у меня сидит.
Я в пригоршню взять решила кроху.
Думала - отпрыгнет, ускользнёт.
А ему и здесь весьма неплохо.
Смотрит - даже глазом не моргнёт.
Медлит - в общем-то, закономерно,
Не спешит малютка уплывать:
Тёплую ладонь мою наверно
Принял он за детскую кровать.
А лягушкам взрослым и солидным
Спрятаться скорей велит испуг.
Опытным созданьям очевидно:
Глупо верить в безобидность рук.
Невдомёк им, полным страхов смутных,
Тем, что камнем в глубь упасть спешат:
Жизнь хранит тепло для безрассудных,
Лишь для глупых, смелых лягушат.
НЕДОПИСАННАЯ ПОЭМА В СТИЛЕ ДЗЕН
Смастерить простой макетик рая,
Усмирить враждебный сердцу ум,
Лечь в траву, лбом небо подпирая.
Лбом, что домом быть устал для дум.
Перестать с азартом пострадавшей
Мир в несовершенстве обвинять,
Не оплакивать листвы опавшей,
Мудро неизбежное принять.
Обнулившись, жизнь начав сначала,
Поняла я: всё земное - тлен.
А потом тебя я повстречала
И... прощай, поэма в стиле дзен.
***
Всё верила, всё думала о том,
Что победила сумрачный февраль я.
Мурлыкал белым ласковым котом
Из заполярья, как из зазеркалья
Твой город где-то на краю земном,
Где не была я, но мечтала – буду!
Не чудо ль, что блеснула рукавом
Весна цветастым именно оттуда?
Мне храмом виделся вокзал любой,
Откуда поезда к тебе спешили…
Не бойся, мне привычна эта боль,
Когда ломают радужные крылья.
Я обещаю не напоминать,
Что мы с тобой соседи по планете.
Я научилась сердце унимать,
Не нагружая письмами соц. сети.
А больше жизнь не учит ничему.
Живу такой же маленькой и глупой.
Мне тридцать лет, а я всё не пойму -
Как могут лгать целующие губы?
***
Все губы искусала по тебе.
Встрадались пальцы в режущие струны.
А ты незабываем, хоть убей.
Ты, объявивший, как войну, весну мне.
Бесился ревностью обманутый февраль,
И вёрсты заговорщицки шептались,
И был разбит привычных льдов хрусталь,
И мы совсем по-майски целовались...
Но вот уехал ты на край земли,
Где зимы столь пугающи и долги.
И все географы с ума сошли,
И в Баренцево море впала Волга.
МОЯ АССОЛЬ
Была послушна ты, удобна и мила –
Нет никого, кто б оценил твои старанья.
Моя Ассоль, о как же долго ты ждала,
Чтоб научиться ненавидеть ожиданья!
Моя Ассоль, перед тобою целый флот,
И сколько ни гляди печальными глазами,
Но ни один (ты убедилась?) идиот
Под алыми не ходит чудо-парусами.
А потому – камзол, мушкет и жгучий ром,
И грабежи, и клады, и морские черти,
И шторм, и золотой сундук, и всё, что в нём –
Да, такова теперь Ассоль. Хотите верьте,
Хотите нет. А лучше, впрочем, никогда
Не ведать вам о том, что происходит в трюме
В тот час, когда дичает, словно пёс, волна
И нависает ночь над палубой угрюмо.
О, наважденье неисполненной мечты!
Под видом грозного разбойника и вора,
Моя Ассоль, кого так страстно ищещь ты
У синих берегов ночного Сальвадора?
***
Пропасть. Бесследно. До конца зимы.
Залечь бы, как медведь, в свою берлогу.
От уличной подальше б кутерьмы.
Поближе бы к берёзовому богу.
Сошла с ума я, видно, в ноябре -
Ловлю губами колкие снежинки,
Завистливо мечтая о норе
С наивной детской сказочной картинки.
Там под кустом миниатюрный рай,
Где нет ни боли, ни вражды, ни злости.
Там мышка сладкий попивает чай,
А зайка на обед спешит к ней в гости.
Но сказок не предвидится. Зима
Настойчива в своей суровой яви.
Расти. Быть сильной. Не сходить с ума.
Бежать от жизни я уже не вправе.
НОЯБРЬ
Ноябрь обнаружил суть вещей.
Ноябрь – знамя здравого цинизма.
Искусный похититель миражей,
Рябиновый букварь минимализма.
Сгорела золотая шелуха,
Но без неё как будто больше света.
И голубые снежные меха
Ещё собой не отягчают веток.
Печальная улыбка мудреца
Взамен золотолистного шаманства.
Ноябрь – усмирённые сердца.
Ноябрь – чистое пространство.
***
Скажите, а космос ещё досягаем,
А звёзды ещё не погасли?
А будем ли пьяны бессовестным маем,
Лоснящимся солнечным маслом?
Мне страшно, что сердце устанет, остынет,
Утонет, как фрукт, в маринаде,
Что шёпот небес перестанет отныне
Ловить в чьём-то слове и взгляде.
Мне страшно пропасть средь неоновых будней,
Сломаться под гнётом рутины.
Мне горько, что память с прилежностью нудной
Годами складирует льдины,
Что всходы надежды цинизмом изрыты.
А мне бы… А мне б осторожно
Поверить, что космос, как прежде, открытый,
Что звёзды близки и возможны.
ПЁРЫШКО
Пёрышко пало в ладони
Вместо привычного камня.
Пёрышко, ну же, напомни
Сказочный путь в облака мне!
Лёгкость твоя мне поможет -
Прочь от унылых развалин!
Хрупкое пёрышко, кто же
Твой белокрылый хозяин?
Вроде бы, что тут такого:
Пёрышко – тоже мне чудо!
Только дала себе слово,
Что выпускать я не буду
Больше из рук эту нежность –
Не уроню её в пыль я.
Вера, упрямство, мятежность –
Так зарождаются крылья.
|
