* * *
Когда уезжаю на лето
И дом запираю на ключ,
Уютного, теплого света
За мной устремляется луч,
Видений и запахов книжных
Шестнадцать шкафов-стеллажей –
От полок заселенных нижних
До верхних пустых этажей…
Мой дом, ну, каким же законом,
Закрытый, как книга, храним? –
Три комнатки эти с балконом,
Вернусь только осенью к ним.
Всё вроде осталось на месте:
Обои, окно, потолок…
В отсутствии, в долгом отъезде, –
Присутствия вечный залог!
Два окна
Не спится. Без семи четыре.
В слепых домах – черным-черно.
Все спят. Один я маюсь в мире.
Отчаявшись, взгляну в окно,
А там, хоть с виду – всё в покое,
Напротив – тоже свет в окне,
Но отчего же – что такое? –
Тебе не спится, как и мне?
В болезни тяжкой, за работой,
На празднестве иль просто так
Твое окно пчелиной сотой,
Как и мое, глядит во мрак?
Кто б ни был ты, мой соглядатай:
Старик ли, юноша без сна, –
Но луч сближает желтоватый
Две наши тени, два окна…
* * *
На крыши,
ставни,
цоколи
Потоком лил, потопом –
Как вороные цокали
То рысью, то галопом,
Как все пустые емкости –
И бочки, и баклаги –
В той звонкости, в той громкости
Вкусили сладкой влаги,
Как хлопали в ладоши и
Все в зале ликовали,
Восторженно-взъерошены,
Кто – различу едва ли,
Как сильные рабочие
В такт били-били-били –
Гвоздями-молоточками
Ночную тишь дробили…
Как всей душою, в целости,
В сто миллионов капель
От дерзости до смелости
Струился душ на кафель…
Явленье не вселенское –
Обычное, но дивен
На зданья деревенские
Обрушившийся ливень!
* * *
Купаться в дождь – какая прелесть!
Июльских капель влажный шелест
Над озером, на берегу,
Забывшем, как тонул в снегу…
Имея в марте вид усталый,
Напоено рекою талой,
Вздохнув, очнулось, потекло
Живое, жидкое стекло…
Под стать огромной водной массе,
Я изменился в одночасье –
Такой же свежий, молодой.
Сливаются с земной водой
Иголочки воды небесной –
Союз незыблемый и тесный.
И я, от головы до пят,
Как негой, влагою объят.
* * *
Хранительница очага,
С утра, и вечером, и днем,
Пока на улице пурга,
Ты нянчишься с живым огнем:
Он хочет спать, он хочет есть,
Поленницу опустоша.
В любую щель готов пролезть.
Печь – тело, а огонь – душа.
Меж тем, поспели борщ и плов,
И за обеденным столом
Мы излучаем свет-тепло,
Как печи с медленным теплом.
А магия огня проста –
Корми да пой любви слова…
Энергия души – густа,
Лишь жарко б спорили дрова!
* * *
На прощанье с летним днем
Выйду на крыльцо из дома:
Солнечных лучей солома
Желтым стелется огнем,
В увядающей траве –
Хор кузнечиков нестройный,
Остывает воздух знойный
В полинялой синеве,
Прячась, клонятся ко сну
И петунии, и флоксы…
Я ж до ночи не улегся –
День так жалко пролистнуть!
Будет всё: земля, вода,
И зимой мечта о лете,
Но таких минут, как эти,
Не случится никогда!
Болдино
В том месте, где кончаются дороги,
Элегии, этюды и эклоги
Гуляют эхом в болдинских полях,
Чтоб стать штрихом в тетрадке на полях.
Даров земных, небесных расточитель,
Благослови ученика учитель,
И вдохнови на сотню ярких строк,
Дух Болдина – осенний ветерок!
Природе, что творит, едва ли нужен
Судья и зритель всех ее жемчужин.
О, солнце, не смыкающее век,
Я верю: золотой не кончен век!
Быть может, по ошибке и случайно,
Я верю – это знак, причуда, тайна,
Мне бабочка – не сдунь ее, не тронь! –
Раскрытой книжкой села на ладонь.
Тишина
Природа – тиха, только ветер в полях
Над светлою этой парит тишиною.
Задумчивый вереск забыл о шмелях.
Тут, в ближнем лесу, дремлет царство грибное.
Молчать и молчать заповедным местам –
Молчаньем таинственным, а не лукавым.
Прислушайся к сонным осенним цветам,
К растущим грибам, к чуть желтеющим травам –
Ты, может, услышишь дыханье земли,
Шепнет: «Ти-ши-на!» – ветер в ухо три слога.
Там, где-то в далекой-далекой дали,
Асфальтная что-то бормочет дорога…
Ты б замер на месте, на камне вздремнул,
Впадая, как солнечный август, в истому,
Когда бы не трассы рокочущий гул,
Ведущей к огромному шумному дому…
* * *
В наркологическом диспансере
Очередь тянется до порога…
Хлопают резко нервные двери,
Смотрят врачи на случаи строго.
Но не осилить без Бога людям
На этажах, в головах разруху.
Да не осудим – молиться будем
О всех блаженных Святому духу!
Здесь растеряется даже трезвый,
Отсюда – прямая дорога в «дурку»…
Взгляды – острее опасных лезвий –
Кожу сдирают, как штукатурку.
И тем чуднее странности эти,
Что кот бездомный, дворовый Вася,
Спит на столе в седьмом кабинете,
Всю безнадегу местную скрасив.
* * *
Родины малой пустое дупло…
Что мне Сморгонь или Верхняя Слудка?
Но почему-то на сердце тепло,
Если в названия вслушаться чутко.
Если вглядеться – зеркальный овал
В пыльном шкафу отражает посуду
В доме у предков, где я не бывал
И никогда уже точно не буду…
Жившие искони меря и чудь –
Скулы широкие, светлые брови,
Я же – на вас не похожий ничуть,
Лица-характеры ваши – суровей.
Запах почудится отчей земли –
Приступ случится тоски-ностальгии.
Дом родовой, не жалея, снесли:
Всё здесь – чужое, и люди – другие.
Память, как хлебная корка, черства,
Не избежать мне такого же тлена.
Я – как Иван, что не помнит родства:
Лишь имена – до шестого колена…
Где бы то ни было, пришлый – везде,
Пусть даже с крышею над головою.
Древо мое, в разоренном гнезде
Тщетно ищу я свое, корневое!
* * *
…Снега́ еще белы, грунты не талы.
В который раз промерз до дна канал!
Зимой приоткрываются порталы
Во все те зимы, что я видел-знал.
Люблю природу – времени машину,
И заново я пережить могу
Тебя, равнину, и тебя, вершину,
Дорогу, дом и дерево в снегу!
* * *
В ночное море первозданное
Мы входим, как Адам и Ева.
Такое ощущенье странное –
Оно не справа и не слева,
Со всею нашей подноготною,
Оно не сверху и не снизу,
Как счастье, чуточку щекотное,
Подобно веющему бризу…
Мы, как столбы над морем белые,
Вдруг падаем в его объятья,
Стеснительные, оробелые,
На берегу оставив платье.
Игривы волны, месяц пялится –
Глаза лукаво заблестели…
Плыви, плыви, душа-скиталица,
В легчайшем, безграничном теле!
* * *
…В окно постучат ночью черной, как деготь,
И, шепота тише, зовут: «Гриша, Гриша…» –
Приходят меня тонким холодом трогать,
Спокойное сердце тревожа-колыша.
Неведомой силой друг к другу магнитя
Мир этот и тот – от печали до боли,
Меж мной и корнями – незримые нити,
Но то, что близки мертвецы, – хорошо ли?
И в комнате, и у порога теснятся
В преддверии ночи забытые предки,
А бабушка с дедом всё реже мне снятся,
Из памяти детства видения редки…
«Смерть – к жизни!» – твердит в утешение сонник
Примету еще со времен Междуречья.
Дремучая ночь, ляг на мой подоконник,
Вернись восвояси, душа человечья!
* * *
Стрелки вокзальные –
Спицы вязальные:
Туго, по схеме,
Движется время.
Там, за Вяжищами,
В странствии с нищими –
В пьяном болотце,
В гиблом колодце…
Там, за Горёнкою,
Деда с буренкою
Спрятали ели,
Чтоб не смотрели…
Там, за Рогавкою,
Глиною чавкаю,
По бурелому –
К отчему дому…
Ёглино злючее,
Что ж ты колючее? –
Точно иголка,
Ранишь ты колко.
Вот и Форносово –
Цвета белесого
Стены острога…
В узел – дорога.
Видишь: как лысина,
Лес в Новолисино,
В воздухе – копоть…
Штопать и штопать!
|