***
Омский оркестр (надо же – не отменили!)
играл на Соборной в самую пандемию.
Официальный праздник – отличный повод
выгулять всех, кто устал и не верит в COVID.
Люди без масок. От вируса – определённо! –
все под защитой доблестного ОМОНа.
Льётся ли музыка? О, несомненно, льётся!
И никакому вирусу не поддаётся.
Ангелы звука взмахивают крылами
над непокрытыми, летними головами…
Не было там меня, но я вижу новость.
Рядом – другая: «Вирус прибавил скорость…
Некуда класть людей, главный врач уволен…» –
громко, разборчиво – с новостных колоколен…
В библиотеку к нам приходил ЛИТОшник,
спрашивал: встретиться, обсудиться – можно?
Другой приходил, но мы вынуждены объяснять им:
с весны под запретом массовые мероприятия.
***
Елей похвал
тоннами в уши вливал.
Казалось, никто её так не любил,
не радовал и не ждал.
Но – злоба, подвижней песка,
тягучая злая тоска
съедали его по кускам.
И позже, беря её за руку –
неласково, не светло,
спрашивал:
«Как сюда тебя занесло?!»
И где-то внутри него
колокол, вечный колокол
ходил тяжело.
***
Кочует кучка мелочей –
всё в угол из угла:
шурупчик, скрепка, ключ ничей,
вязальная игла.
Найду: опять покоя нет,
вдруг дует от двери?
Кому? А вот живёт поэт
в какой-нибудь Твери.
Стихи разбросаны кругом,
и скрепки нет на них.
Не стол разболтанный – весь дом –
в пыли «столетней» книг…
Зажжёт свечи последней нить,
от холода дрожа.
Неласково вот так вот жить.
И как его мне жаль!
Шепчу в пространство: «Забери –
чужое мне не впрок!
Пускай не дует от двери,
где ключ нашёл замок».
***
Пойдём в кино, не пойдём –
решаем мы под дождём.
Мы чувствуем: жизнь легка.
Мы кофе в стаканах пьём.
О, сколько внимательных глаз
поймут, что кино про нас?
И сколькие в глубину
увидят меж нами связь?
Попробуют угадать:
мы выдохнемся когда –
Иссякнет кофейный вкус?
Любви утечёт вода?
Пускай не проступит яд
из лёгкости бытия:
ты будешь таким, как ты.
я буду такой, как я.
***
Бархатцы
в осень
отдают аромат,
пчёлы над ними жужжат,
присаживаются на космеи
смело,
ищут частицы лета,
находят,
прячутся в шуме листвы –
зелёной ещё,
чтобы после
с листвой улететь,
в золото обратясь и в медь.
Бархатцы, бархатцы…
Отчего я смотрю на них?
Не могу не смотреть.
***
«О два! – говоришь ты дочке,
ведя её в дендросад. –
Здесь не одни цветочки,
здесь кислород растят!
Герберт Иванович Гензе –
знатный был садовод».
Имя его на срезе
каменном дочь прочтёт.
«Пирамидальный тополь –
"Омский-1 и -2" –
примесям вредным стопор
их создаёт листва».
Тополя серебристого
листик покажешь ей:
«Вот, ради воздуха чистого
в городе для людей».
Ветер, качая кроны,
полнится серебром...
«Листик-то стал лимонным!» –
скажет она потом.
ОСЕННЕЕ БРАТСТВО
Мы идём в темноте и повсюду слова роняем,
И какое-то слово – лист, а какое – искра.
Костерок догоревший – памятью охраняем,
Да и запах его не выветривается быстро.
Осень – хищница. Вызвали, приманили.
Нам известны повадки её и все привычки.
Ради бестии желтоглазой – нечастой в мире –
Костровые огонь разжигали от первой спички.
Приходила, садилась рядом, смотрела в пламя.
Мы стихами кормили из рук – ничего не жалко.
Дар – слова превращать – на год оставляла с нами.
Оттого и лиственно нам, и жарко.
***
Гори, гори, моя листва! –
Лимонным, розовым, бордовым,
Когда над словом бестолковым
Кружатся истины слова
И звёзды синие горят,
За тучами почти не видны,
Полупогасший – так обидно! –
Фонарный остаётся ряд.
За этот год не пройден путь,
И я кричу: «В дорогу нам бы!
Эй, кто там! Не гасите лампы!
Мне страшно темноту вдохнуть».
Но – осень… Осень дышит просто.
И песня тихая дождя,
По капле в зиму уходя,
Откроет нам другие звёзды.
|