Владимир Белошеев (Владимир Победа)

Владимир Белошеев (Владимир Победа)

Живёт Мурманске

Отмечен ведущими творческих мастерских на VII форуме 2017 года

Рекомендован к участию в финальных семинарах "Осиянного слова" на VIII форуме 2018 года

Дипломант XIV форума "Осиянное слово" 2017 года и XV форума "Осиянное слово" 2018 года

Сведения об участнике приведены на ноябрь 2018 года

Очередная попытка

Ах, утро то, какое? Утро. Замечательное утро сегодня. Бывает, знаете ли, утро так себе. Не утро, а будто вечер. Бывают и обои чужие. Бывает и без сахара, а сегодня утро и прямо с запахом и со вкусом. Предчувствие любви, но эти палочки, палочки и барабанная дробь. Ах, сегодня непременно что-то случится. Что за чувство, что за утро. Из квартиры и сразу к лифту. Занято. Запах мусоропровода. Вот он мой социальный лифт. Прыг-скок уже у подъезда. Прыг-скок вот и остановка.

Девушка, дайте мне без фильтра и без сдачи. Без фильтра, без сдачи и на этот раз без вашей улыбки, прошу Вас. И закройте окно, а то дым попадет и к вам, ведь ветер. С песком. В волосы. Что за собака, нужно будет узнать породу. Эх, сегодня точно выкурю до конца. А кто запретит?

Какое утро! В такое утро нельзя долго находиться на улице. Замерзнешь, простынешь. Обязательно или простынешь или замерзнешь, или заразишься, или примут за идиота или чахоточного и тогда точно без любви. Раз, два, три. Раз, два, три. Вдох носом, выдох ртом. Бегом на работу. Бегом с работы. Всюду фитнес, всюду «бьюти». Будьте. Бдите. Дайте. Буду.

На работе хорошо. Здравствуйте, Людочка! На работе чудесно. Здравствуйте, Лидочка! На работе комната. Здравствуйте, Иосиф Александрович! Да, я только что с улицы, и вы таки были правы, там все еще не Франция. Палочки, палочки, барабанная дробь.

Что за шум на улице, ничего не слышно. Дайте работать. Ждут кого-то? Меня? Э, нет, рано. У меня график и рабочий день и часы. Ждите, ждите. Раз, два, три. С этажа на этаж. Раз, два, три. Из комнаты в комнату. Сели, встали. Поженились, развелись. Сели, встали. Легли. Хорошо. Скоро будет любовь. Скоро будет она. Чувства. Чувство. Все будет, все сбу-дет-саа, но пока обед, а на обед кожа да кости, да рыбья голова и конечно же с витамином С и пробиотиками. Будьте здоровы. Живите-е-е. Всем бумаги, всем работы. Вот он - мой Замок. Я здесь князь! Господин, землемер, как оказалось, вы были не правы лишь в том, что так сильно стремились сюда. К чему столько усилий. Ходим по кругу. Кто последний? Ваше лицо мне незнакомо. Вы что новенький? Господин землемер, а у нас тут новенький.

Тук, тук. Стучали, заходите. Говорите, слушаем, пишем, отправляем. Все поправим, все откорректируем. Правда, что есть такой отдел? Правда! Правда, что есть такой прибор? Правда! Правда, что есть такой человек? Не правда. Как легко здесь дышится, как легко. Прыг, прыг. Я никуда. За мной не занимать.

* Рассказ *

В автобиографии я указал как-то, что с самой большой потерей встретился сразу после детства. Меня, конечно, попросили уточнить, и я рассказал.

Детство это полет на скорости до 750 км/ч. По прилету во взрослую жизнь меня встретил разве что телескопический трап, как направление пути. Я торопился, конечно, я спешил. Аэропорт. Аэроэкспресс. И вот он - взрослый город. Краски, огни, такое множество. Я зашагал вперед и потерю заметил не сразу. Я устраивался в горожанина. Жизнь становилась все комфортнее, и я с легкостью преодолевал людей и обстоятельства, пока меня не спросили, где она. И вправду, где? В карманах пиджака и брюк ее не оказалось. В портфеле также не нашел. Я осмотрел свой кабинет и автомобиль. Нет нигде. Меня уверяли, что она должна где-то быть, и я продолжил искать. Смотрел дома в книгах, по углам, под паласом и в холодильнике. Не нашел. Искал у соседей, спрашивал у коллег. Моей не видел никто.

И вот как-то перед сном, в ожидании следующего дня, я с ужасом вспомнил, что оставил ее в самолете. В том самом маленьком, на котором много лет назад прилетел сюда. Мне почудилось, как она осталась лежать на кресле, когда я выходил. Сомнений вроде бы не осталось. Всю ночь я толком не спал. Потел и ворочался. Не мог дождаться, и первым аэроэкспрессом уже был на месте. Как она без меня. Столько лет. А как я? Как я все эти годы мог жить и обходиться без нее? Я не знаю. Жизнь с ней мне незнакома.

Я обратился в бюро находок аэропорта. Сообщил дату прилета и номер рейса. Девушка долго искала в компьютере нужную информацию, и я несколько раз пытался заглянуть в монитор, наивно полагая, что это как-то поможет. За указанную дату записей нет, - подытожила она. Как нет. Ведь я был так уверен.. Впрочем, здесь указано, что вы прибыли в другой терминал, и вам нужно обратиться по месту.

Я вздохнул и продолжил. Надежда найти оставалась. Конечно, я был взволнован. Я сменил терминал, но оказалось, что и там записей о находке нет. Тогда впервые появилось то двойственное чувство. Я будто нашел себе оправдание. Дескать, а что еще я могу. Найти свою совесть все еще хотелось, но уже не так остро, как утром. Теперь, скорее «для галочки», только ради чувства «хотения», и уже не по причине самой находки.

И по пути к аэроэкспрессу я был уже спокоен, рубашка перестала липнуть к спине. Глаза приятно щурились от бликов солнечного света, играющих с причудливыми стеклышками окон залов. Но когда я покупал билет в кассе, кто-то больно кольнул меня в сердце. Ой! «О забытом в экспрессе … вы можете узнать …», - гласила надпись передо мной. Теперь я знал. В аэроэкспрессе! Но толпа двинулась к турникетам, и я участливо поддался ее порыву. Буквально несколько секунд я еще мог сопротивляться, и этого хватило, чтоб задать свой вопрос. Служащий опустил глаза к монитору, а когда поднял не сразу различил меня в массе, уходящей прочь. Я поймал его взгляд, и он успел кивнуть мне, не то утвердительно, не то с сожалением.

Да на кой она тебе сдалась? - в тот же вечер внушали мне. Я бы продел ее в веревочку и повесил рядом с крестиком. Сказал я тогда, и почесал пустующую напрасно шею.

* конец *

Господи, как хочется остаться нормальным человеком, как хочется оставаться челове-ее-ком. Эх, мир брошенных и не укрытых. Говорила мне мама не «ложися на краю». Раз-два побежал с обеда до канцелярии и обратно. Все смогу. Все смогу. Выше ноги от земли. Да кто ж так шумит на улице? А все еще ждете? Я занят. Я еще живу! Если вам оттуда не видно, так я вам скажу – я тут живу. Я так живу. Так и живем, так и живем. Ждем, планируем, обещаем, жалуемся, верим и боимся, боимся, очень боимся одиночества. А оно придет, непременно придет к каждому, кроме меня. Свое я обману. Дам ему пару монет, а в лодку не сяду. Убегу прочь в ужасе. Прыг-скок с ноября в март, с ночи в весну.

А весной обязательно случится любовь, она всегда неожиданна потому, что только один раз. Палочки, палочки, барабанная дробь. И утро начиналось с любви, и так хорошо было, когда все только начиналось, но теперь обрушилось и я дрожу. Ах, Аглая Ивановна, милая, Аглая Ивановна, я люблю Вас с первой чистой строки. Я прочел Вас, следуя пальцем, чтоб не сбиться и не потерять. Теперь на этой странице, и на следующей я с Вами. Я Вас к себе в этот рассказ дописал. И это чувство. Уважаемая, Аглая Ивановна, теперь и Вы заберите меня к себе. К себе. В Ваш век, в Ваш роман. Так мы всегда будем рядом, и я смогу умереть, стреляясь на дуэли, или даже в петле, но только так, чтоб это вх-одило в замысел автора, чтоб в этом был смысл, идея. Чтоб хоть какой-нибудь смысл. Потому, что я не могу, я не могу жить здесь, доживать здесь в ожидании конца.. рабочего дня без Вас.. мне не жить.

* Рассказ второй *

В автобиографии я написал также, что был женат и счастлив в браке много лет. Меня, конечно, попросили объяснить, и я рассказал.

Брак - это «СВ» со средней скоростью 55 км/ч.

Весь вечер я пил с друзьями. Начали втроем, но в течение часа народу набралось достаточно и закружилось. Вопросы местного и областного значения, политика, мировые проблемы, спорт – темы менялись, словно в программе новостей. Когда стемнело, начались разговоры «для взрослых». Пестрили деталями и эпитетами рассказы о подвигах и интрижках, несмотря на то, что каждый из нас был женат. А мне нечего рассказать, - очередь дошла до меня. Ууууу, слабовато. Что ж ты.

А вот я что. Искренне не понимаю, чем вы тут хвастаетесь, - на некоторое время разговоры стихли, - хвастаетесь обманом родного человека. К чему все это? Две, три, пять их было – герой! Ноги, грудь, волосы! - я говорил все громче, - Вот это да! Посмотрите на себя, трусы. Вас, наверное, и тошнит уже от слова любовь. Приятно вымазаться и знать, что рядом все обпачканы, - я обнял за плечи и прижал к себе стоящих слева и справа, - Хорошо всем в одной куче. Тепло. Скажите, кто помнит, как отражали ночное небо глаза ваших любимых, как менялся пульс, как не слушалось тело, как время-волна билось бесконечно в ожидании. Ну скорей, ну скорей же, в предчувствии ее появления. Ведь все это у вас было, а теперь вы хвастаетесь пустыми телами, заваленными в порыве пьяной ночи, или за наличность. Но ведь те же глаза, что видели отражение ночного неба в ее взгляде, видят теперь и этих. Руки ваши не знавшие, как спросить разрешения, робкие даже наедине, теперь впиваются пальцами в этих, - наотмашь я указал пальцем в сторону, как узнал потом, где в соседней квартире жили две престарелые соседки, отчего два друга захохотали в голос, - Что вы с собой творите? Чем хвастаетесь. Это болезнь. Вы все больны! Вас жалеть и лечить нужно. Как же вам страшно. Вам страшно быть постоянными, страшно оставаться с одной, но любимой. Мните, что теряете что-то. Не знаете, что, и потому постоянно ищите, ищите, ищите и берете все подряд. Да, мне нечем похвастать. Но так решил я, а не за меня кто-то с запахом липкого ликера и красной помады изо рта. Так решил, потому что считаю это честным, - я хлопнул по столу ладонью сперва не сильно, - А если вы забыли, я напомню – честь от слова честный! – окончил я и в этот раз ударил по столу так, что опрокинул несколько стопок и попал пальцем в салат.

Нет, меня слушали. Они окутывали мои слова пьяными логическими умозаключениями. Это же была приятельская компания. Мы столько лет знаем друг друга. Потом я сел на диван, и кто-то пытался заговорить со мной, остальные смеялись и пили. Мне больше не наливали и предложили вызвать такси. Я стал собираться и долго икал. Потом искал, но так и не смог найти свой галстук. Домой ехал точно на такси, но с утра так и не вспомнил, как шел до квартиры.

Вставив ключ в замочную скважину одной рукой, второй достал мобильный телефон и привычными движениями пальцев удалил историю звонков за день и все входящие сообщения.

Она конечно уже спала. Я видел отражение кровати и ее тела под одеялом в окне, когда зашел в комнату, и ночное небо за окном. Оно все то же - черное и я все тот же.

* конец *

Что-то с глазами. Все поплыло. Ах, это вечер. Прошло так много времени. Ушло так много времени. Теперь можно устать. В это время суток такое не возбраняется, и конечно пара болячек. Пара основных и пара «стерплю», и одна такая, от которой сам не свой. Сам не свой! Но уже вечер, так что потише, и без восклицательных знаков. Только чай, только чай. Можно мне с сахаром? Можно. Можно мне с холодной водичкой? Можно, милочка! Можно мне с коньячком? Нельзя.

Еще утром верил, что все сложится иначе и сила была в руках, и стучало сердце, словно в барабан. И она секунды была рядом, и проснулся со вкусом ее губ на своих. Сладкие. Сон был таким недавним, утро было таким чудесным. Впереди было так много времени, так много мгновений. Ничего не успел. Никем не стал. Сделал все, чтобы ничего с собой не делать. Все упустил.

Вот и пора идти. Все. Теперь точно пора. Лидочка, Людочка, вспомните ли обо мне. Да ну вас!

Эй, вы там, на улице, что смолкли. Я закончил. Спускаюсь. Несите меня, но с условием, чтоб надпись была на плите: «Жил на свете рыцарь». Запомнили?!

Палочки, палочки. Барабанная дробь. Занавес. Тишина.

Гардероб вниз и налево. Уборные в каждом крыле здания. Курить в помещениях строго запрещено администрацией.

Copyright © 2018 Владимир Белошеев
Рассказ публикуется в авторской редакции