|
***
Чёрен с утра восток,
Тучи стянуло – влёт.
Трудится водосток:
Нынче изрядно льёт.
В комнатах – ни души.
Стеклами дребезжа,
Форточка мельтешит.
Ставни проела ржа,
Краска висит тряпьём,
В крыше не счесть прорех…
Горестное житьё.
Только унынье – грех.
Хоть и трещит хребет,
Держится молодцом
Одноэтажный дед
С выщербленным крыльцом.
Помнит, как терпкий дым
В небо стелил тропу.
Помнит, как был любим.
Благодарит судьбу.
Клим
Персиком бархатным небо расцвечено,
Спит в паутине крыло мотылька.
Будет тепло и безветренно вечером
Наверняка.
В раме шуршит стрекоза пучеглазая.
Вдруг со двора поднимается крик:
Клим распекает мальчонку чумазого,
Вредный старик.
Жатва в разгаре на темени Климовом.
Трудится время – серпом да косой,
А по вискам осыпает озимые
Перец и соль.
Было ж когда-то – не ведал усталости!
Было, да сплыло в потоке седин.
Тут и пришло утешение в старости –
Маленький сын.
Вышла недолгою гордость за первенца.
В школе не ладится, дома – бедлам.
Счастье, кругом виноватое, вертится,
Жмется к ногам,
Крутится, как ветерок переменчивый,
Неугомонная заячья прыть.
Хмурится, щурится Клим недоверчиво:
Как будет жить?
Старый с запасом ворчит и ругается,
Скрыв за суровостью нежность и страх.
Эхо уносит слова и теряется
В дальних дворах…
Ушанка
Подарите мне, кто-нибудь, лисью ушанку –
Комок меховой.
Буду выглядеть хитрой раскосой шаманкой
Немного чудной.
Стану косы плести, чтоб задорно торчали
Из-под меха наверх.
Так сподручней морозными падать ночами
Головою на снег.
И негромко стучать, даром рыб не пугая,
Головою об лед.
И кричать.
Пусть ушаночка крик приглушает, словно ветер поет…
Буду спать на снегу, чтобы осень приснилась
Беззаботно-нагой.
Беззаботно и я как листочек кружилась
В эту осень с тобой.
С первым снегом ушел – и душа наизнанку.
С головой не в ладу…
Подарите мне, кто-нибудь, лисью ушанку.
Без нее пропаду.
Соседка
Кричит старушка и стучит по батарее:
– Женила Клавка непутёвого Андрея...
Гуляют – коромыслом дым – вторые сутки.
И ладно б люди, бандюки да проститутки.
А с дедом не прошла б у них такая штука.
И с внуком тоже. Только где ж дождаться внука?
Заскочит редко шалопай, урвет копейку,
И поминай потом, как звали, год с неделькой.
И дочка тоже не идет: дела-работа.
Сперва ремонт, потом отчет. И так полгода…
А что видала-то? Вся жизнь пропахла рыбой.
Болели дети, дед гулял. Застыла глыбой.
Тянула-маялась. Сын вырос. Сбил соседа
И сел в тюрьму. И потому не стало деда.
– Да что ж, убогие, завыли так нестройно!
Сказали – свадьба, а орут, как о покойном.
И обо всем, что в жизни было, сожалея,
Старушка плачет, и стучит по батарее.
Вареники
Мама, где же брала ты силы?
Жизнь не проще была, не ласковей.
Под заснеженными осинами
Шла с работы – к вечерней сказке.
Перемоешь-перестираешь,
Подметешь – по старинке, веником.
А в субботу пораньше встанешь
И, чуть свет, заведешь вареники.
Я любила их все: творожные
И с черникою, и с картошкой.
Ароматное моё прошлое.
И размером – с мою ладошку.
Я макала их в масло с сахаром
И в подсоленную сметану,
Помню, вкусные были самые –
Там, у бабушки под Полтавой:
С терпкой вишенкой прямо с косточкой,
И с малиной душистой пламенной,
Крутобокие, пряно-сочные
И большие – с ладошку мамину…
Я умею лепить вареники –
Немудрёная вещь, несложная.
Только жалко обычно времени
Все равно ведь не те – из прошлого.
Но, с работы стрелой летящая,
Застываю перед витриной
И беру их – ненастоящие.
Покупные. Из магазина.
Упаковка пообещает
Вкус, как в детстве, и даже слаще…
Мама, жизнь в суете – пустая,
Как вареник ненастоящий.
Плакать нельзя
Плакать нельзя. Только как же ей справиться?
Дочке надежду не дарят врачи.
Нужно обнять, обещать, что поправится.
И улыбнуться. И куклу вручить…
Ночь напролёт он проплакал, как маленький:
Завтра жену из роддома встречать
Будет одну… Надо взять её за руки.
Лучше – за плечи обнять. И молчать…
Утром привычно она управляется,
Ловко меняя под мужем бельё.
Он неподвижен. Она – не ломается.
Только худеет. Но слёзы не льёт…
Всё это – не о железном характере.
В чёрное горе, как в пропасть, скользя,
Глядя в глаза угасающей матери,
Сын улыбается. Плакать нельзя…
С первого взгляда
В листопад и осеннюю склизь
Стаи серых забот бесконечных
Торопились, мелькали, неслись,
Но тебя я узнала, конечно, –
В тот же миг, как плеснула за край бирюза,
Размывая желанья и были.
Я пол жизни мечтала о черных глазах…
Отчего же твои – голубые?
Всё, что девичью душу снедало – сбылось!
И отныне в ночи до рассвета
Буду пальцы купать в жгучей смоли волос…
Но твои же – пшеничного цвета…
Тот, заветный герой – чернобров, смуглолиц,
Словно солнцем испанским отлитый.
Твой скупой ореол рыжеватых ресниц
Из неведомой прежде палитры.
Невысок, перегаром табачным пропах, –
Всё не в такт моему идеалу!
Но по лёгкой улыбке на жёстких губах
Я родные приметы узнала.
Одичалое сердце дало перебой.
Мир затих. – И в секундную малость
Я узнала тебя! И, столкнувшись с судьбой,
Идеала фальшивка сломалась.
| 