Иван Чернышов
Как я заказывал картину
(фрагмент рассказа «Поражение»)
В голом кабинете мне только первое время было спокойно, а потом стало скучно, и я стал в окошко смотреть, просто day by day, а потом я решил, что только стул да окна — все-таки мало, и разыскал через интернет художника.
Заказал у него картину для кабинета.
Он пришел, wearing a scarf поверх курточки, и с такой тряпичной восьмиклинкой, черт знает, как они называются, явился, мнет этот кепарь в руках, голова лысая, ну, уже за пятьдесят ему, а я на стуле модели «Офисный» сижу.
— Не могли бы Вы написать картину шестьдесят на сто на сюжет «Сталин читает Сталина»?
Он переспросил:
— Сталин читает Сталина?
— Да, — я ему объяснил. — Значит, Сталин сидит или стоит, а в руках у него томик его же книги. И я в раму картину потом поставлю, а под картиной приклею бумажку — Ваша фамилия, название картины — «Сталин читает Сталина», и год. И что еще пишут? Холст, масло.
— А фон какой хотите?
— Я не знаю. Я хочу только, чтоб это выглядело реалистично. А, стойте. Напишите Сталина в кресле, с трубкой, он сидит в кресле, ноги укрыты простым пледом, только, прошу Вас, не клетчатым, и из-под пледа сапоги кирзовые видно, а сам Сталин в кителе сидит, и звезды на погонах тускло блестят. А… это на переднем плане: Сталин с книгой, и четко должно быть видно, что на обложке книги написано, что это он свою же книгу читает…
— Сталин читает Сталина, — вставил художник.
— Да, именно так. И еще сделайте, чтоб и пуговицы на кителе тускло блестели. А на заднем плане напишите большой книжный шкаф во всю картину, с прозрачными дверками, и чтоб было видно, что там на всех корешках книг написано, что и это все тоже сочинения Сталина стоят.
Вот, я договорился, а через месяц художник звонит:
— Не могу, — говорит. — Не могу придумать, что на обложке написать, какое название книги. Просто «Сочинения» — это не звучит.
Я ему ответил:
— Согласен, не звучит. Конкретное название нужно.
— А какое конкретное бы вы хотели?
— Не знаю. А что вообще он написал?
А художник:
— Но вы ведь заказчик, я думал, ВЫ должны это знать… Вы заказываете портрет Сталина…
— Читающего Сталина.
— Да, читающего Сталина…
— Нет: Сталина, читающего Сталина.
— Я помню, — заверил художник. — Вы заказываете эту картину, но сами не знаете, что он написал?
— А я и не должен знать, — я его на место поставил. — Поищите сами и выберите самую подходящую надпись. Я на Вас полагаюсь.
И я трубку повесил.
А чего это я должен думать? Я деньги плачу.
Рыбалка
(отрывок из рассказа «Эксплуатация Икаруса»)
White on white, translucent black capes. За месяц до того, как Голобородько исчез, это было самое яркое происшествие незадолго до его исчезновения, мы пошли на рыбалку. Ну, как на рыбалку, это была рыбалка в понимании Голобородьки. Я до этого на рыбалке не был ни разу. Ну, мы встретились на остановке — я, Голобородько и (это было для меня неприятной неожиданностью) еще один Голобородькин пациент, которого я знал в лицо, встречал иногда в коридоре, но не знал по имени. Это был ненец, оказалось, его звали Антон, он был младше меня, ниже, какой-то очень скрытный, у них были удочки, ведро и, словом, все снаряжение, стульчики раскладные, мы доехали на автобусе до моста (поездка проходила молча и настолько уныло, что Голобородько, желая нас развеселить, стал рисовать пальцами на окне животных: нарисовал собачку, кошечку, коровку, козлика, курочку, гусика, ослика и лошадку; они получились очень маленькие и непонятные, но Дмитрий Викторович их различал), Голобородько какими-то непонятными тропами провел нас к тихому месту у речки, совсем почти дикому, мы расселись, Дмитрий Викторович и Антон стали приготовлять снасти, я молчал, потом они стали рыбачить, я молчал, Голобородько говорил театральным шепотом, опять выделывался, развлекал нас, ненец отвечал неохотно, он никогда не говорил «Нет», он всегда говорил «Не-ка», в конце концов, это начало меня бесить, но я молчал. Вскоре метрах в двадцати уселся еще какой-то парень, стал рыбачить, Голобородьке неожиданно везло, он выловил в этой луже несколько рыб, причем две были вполне немаленькие, и он поменялся рыбой с соседом, отдал ему больших, а себе взял маленькие, объяснил, что они нужны в качестве наживки на большую, но большую так и не поймали, так и ушли почти без улова, а что поймал, Голобородько все ненцу отдал — прямо с ведром, ненец сказал «Пасибо», одет он был бедненько, торопился уехать. Потом Голобородько пиво пил на остановке и, вопреки моим возражениям, пересказывал историю ненцевой болезни, тот выдумал, будто у него проблемы с ассимиляцией, и он не знает, кем ему себя чувствовать, россиянином или гордым северным жителем, ему ни то, ни это не казалось родным, он был весьма зациклен на старорусском прозвище ненцев «самоеды» и, по словам Голобородьки, действительно поедал себя с потрохами, фиксируясь на незначительных проблемах. Пытаясь отбить у Антона охоту рассуждать подобным образом, Голобородько на одном их сеансе нацепил какой-то таинственный амулет (купленный в «эзотерическом» магазине несколько лет назад, когда Голобородько еще не был знаком с Алиной Юрьевной и куда ходил подбивать клинья к продавщице, у которой была эклектика вместо картины мира), стал жечь пихтовые ароматические палочки и одновременно пищать что-то нечленораздельное, но ничего не добился — разве что опять этот нервный врач из соседнего кабинета пришел, и коллеги поругались, а ненцу что, ему хоть кол на голове теши, не знает вот, кто он, а определяться надо срочно и совершенно однозначно. «Какая разница, кто вы, если вы все равно умрете? Будьте человеком», — сказал тогда Голобородько ненцу. «Я не умру, я, может быть, еще не умру», — неожиданно воспротивился ненец.
И после этого объяснения я понял, зачем нужна была эта рыбалка, почему Голобородько отдавал большую рыбу, а оставлял маленькую, «Да, так и надо жить», — подумал я тогда, нелепая цель — жить продуктивно, ловить большую рыбу, Дэвид, ты попробуй маленькую рыбку сначала поймай.