***
Чашка разбилась. О бабушке память.
Слезно осколки блестят на полу...
Я осторожна, чтоб пальцы не ранить,
Сердце не ранить- уже не смогу...
Пели тихонько, грустили над книгой...
"Старый да малый!" - шутила родня.
С бедным делиться последней ковригой
Ты научила меня.
Кажется - нет, ничего не случилось,
Есть в доме чашки, какая печаль?
Но отчего, объясни мне на милость,
Стал таким горьким чай?..
***
Старый дом у реки, где на привязи лодка
Дремлет носом зарывшись в белёсый песок,
На поленнице кот изогнулся как скобка,
И от солнца горяч его бархатный бок.
Он тягуч как смола, вечер праздный и длинный,
И купаются мухи в ведре с молоком,
Между рамами окон краснеет калина,
И притихла гармонь под цветным рушником.
Поглядишь - тяжелеют ресницы от влаги,
Вдруг поймёшь, что все истины мира - просты...
Как светло оттого, что из белой бумаги
Распустились на старой иконе цветы...
Во дворе пахнет сладостно скошенной мятой,
Тонконогая лошадь вдали на меже,
Я была здесь такою счастливой когда-то...
Здесь теперь меня нет. И не будет уже.
***
Уродился Гриня дураком.
Кирзачи надев на босы ноги,
Ходит по деревне с бадагом,
Словно странник по большой дороге.
То поёт, кривляется, как шут,
То заплачет, в рукава сморкаясь,
Пожалеют мужики, нальют,
Из бутыли, если что осталось...
Порвана рубаха на плече,
И соседи выгнали за двери.
Кто ему, бедняге, и зачем
Этот путь бессмысленный отмерил?
Муча сухарём беззубый рот,
Он пойдёт походкой воробьиной...
Вновь детей безжалостный народ
Забросает окна его глиной.
Жалобно наморщено лицо,
Волосы нечёсаные в сене...
Он вздохнёт и сядет на крыльцо,
И гармонь поставит на колени...
Его пальцы, словно мотыльки,
Запорхают. Музыка живая
Разольётся с силою реки,
Ни конца не ведая, ни края.
Потечёт по полю, через лес
Горькое и светлое посланье...
На худой груди нательный крест
Задрожит от частого дыханья.
Он в минуту эту не один,
Будто кто с небес его приметил...
Эх ты Гриня, Гриня, божий сын,
И тебе есть музыка на свете.
***
В чёрный день просила хлеба
Я на паперти.
И послал мне старец с неба
Стол со скатертью.
И отрезал половину
Хлеба свежего.
Бес меня толкает в спину
Зло и бешено!
Добрый хлеб тот отодвинув -
Обесценила.
"Мне не нужно половину.
Дай мне целое!".
Небо мне - как на замочки
Дверь закрытая...
Молвил старец:"Что ж ты, дочка?
Видно, сытая...".
И исчез - как будто не был,
Только видится:
Белый снег, как крошки хлеба
С неба сыпется...
***
Пролистали последние главы
Года старого, заперли дверь.
Ради нашей с тобою забавы
Лишена жизни юная ель.
Поутру разбредаются гости,
Свечи слепнут, допито вино.
Только ветер зашелся от злости,
Горсти снега швыряя в окно.
Мы же чуда не ждали, не так ли?
Не признаюсь, и ты промолчи...
Мы с тобой в этом глупом спектакле
Так бездарно сыграли в ночи!
Осыпается темная хвоя,
Отгорел фейерверков пожар...
От глухого предчувствия горя
Бьется вдребезги елочный шар...
***
Стала деревом, ветви
Протянув до небес.
В голове моей ветры,
И вокруг - темный лес.
Здесь ничто не коснется,
Все пройдет вне меня:
Дождь холодный и солнце,
Смена ночи и дня.
Созерцаю и внемлю...
Мне неведома грусть.
И за черную землю
Я корнями держусь.
На беду, чужестранец,
Ты явился сюда!
Скомкан озера глянец,
Задрожала вода...
Мой покой потревожил,
Белых птиц распугал,
Доставая из ножен
Острозубый кинжал...
Эхом крик возвращает
Перевернутый лес,
И смолой истекает
В моем сердце надрез...
***
Мутный твой взгляд, как брага...
Да ведь нельзя - сбежать.
Я наберусь отваги
Руку твою - не жать.
Холоден, как могила...
Слишком спина пряма!
Ведь за тобою сила
Золота и серебра.
Даром тебе дается,
То, что и всем - вовек...
Но покупаешь солнце,
И покупаешь снег.
Прятать глаза не стану
В сторону или вниз,
Зная - таким по карману
Даже чужая жизнь.
Только когда снимал ты
Шубу из соболей,
Видела я заплату
Там, на груди твоей...
Сердце пронзит догадка,
Станет в глазах темно...
Что на твоих перчатках,
Красное, как вино?
Миг - и мне рот зажала
Пара тяжелых рук...
Я ведь тебя узнала,
Угольщик Питер Мунк...
***
Поговори со мной в последний раз,
Пока я не ушла за эти двери,
В жестокий мир безумных превращений,
Где я собой не буду ни на час.
Наряд чужой примерит вновь душа,
Конца не будет добровольной пытке...
За этой дверью воздуха в избытке,
Но не для разучившихся дышать...
Я знаю, ждет меня нетерпеливо
Холодная за этой дверью мгла...
Прости меня, я больше не могла
Ослушаться печального призыва...
***
Бывает так: мне хочется ребенком
Залезть на твои острые колени
И плакать безутешно, долго, горько,
Захлебываясь, без смущенья тени...
И говорить, как белые метели
Насквозь и вдоль мне душу прошивали,
И что меня теплом дырявым грели,
Да так, что я была жива едва ли.
Еще о тех, кто правы априори.
Приспешники, опричники морали...
Они не знали ничего о боли,
А к сердцу лезли алчными руками...
"Смирись, привыкни, чуда не случится,
Куда бежишь из дома, как из плена?".
На глубину хотелось опуститься,
А глубины-то было - по колено...
Зачем теперь беспомощный, бескрылый,
Рисунок губ уродуешь улыбкой?
Скажи, что я была твоей любимой.
Была твоей любимейшей ошибкой...
***
А скатерть в доме том белее мела,
Везде царит порядок и покой.
И каждый в доме знает свое дело,
И каждый занят только сам собой.
А в доме этом чаще смотрят мимо...
И больше о ненужном говорят.
Они живут отлаженно и мирно,
Не чувствуя, как сквозняки свистят...
Дыханье осени слегка тревожит шторы,
Взлетает дождь серебряный, звеня...
За стол садятся люди, у которых
Нет общего - ни света, ни огня...
И всеми позабытый и тщедушный,
Застыв, как изваянье, на полу
Ребенок не по-детски равнодушный
Вновь запускает пеструю юлу...
***
От чувства счастья просыпаться,
Всех прежде зорь, всех раньше птиц
Ступнями чуткими касаться
Скрипучих, теплых половиц
Прильнуть к окну, где скоро былью
Рассвету стать - ликуй, встречай...
И видеть: опадает пылью
Увядший в вазе Иван-чай.
|